При таких редких способностях любезность его, по счастию, нашла ему и благотворителей, в кругу которых привлекал он общее на себя внимание. Каждый из них как бы торопился выводить в свет молодого гения, разными чудесами их пленившего. Из первых благотворителей его был ближайший родственник г-на Львова, почтенный летами и заслугами, известный действительный тайный советник Михайло Федорович Соймонов, который приютил его к себе как сына и брал в чужие края с собою. По возвращении его переведен он был в коллегию иностранных дел, и тут не менее г-на Соймонова известный муж, дарованиями украшенный и в службе высокими чинами отличный, коллегии иностранных дел член Петр Васильевич Бакунин, а потом князь Александр Андреевич Безбородко соделались опорами его благосостояния. Надобно признаться, что в тогдашнее время начальники имели общее какое-то правило отыскивать людей и изготовлять их на службу. Молодые люди способностей отличных пользовались обыкновенно отличным вниманием начальника, который по тогдашнему обычаю отечески поступал с ними — отечески учил, отечески наказывал и награждал. В непродолжительном времени г-н Львов сделался у Петра Васильевича домашним человеком. Сей почтенный муж занимался даже его поведением, его упражнениями. Однажды дав ему читать известную поэму Делиля о садах, любопытен он был видеть, как прекрасная сия поэзия подействует на ученика его. Чрез день или два г-н Львов возвращает ему книгу и благодарит за знакомство с Делилем; не верилось Петру Васильевичу, что он прочел книжку так скоро! Но когда молодой Львов в убеждение благотворителя своего лучшие стихи начал говорить наизусть, начальник благодарил его, пошел в свою библиотеку и вынес ему новое чтение.
Во время служения его по дипломатической части неоднократно посылан он был в чужие края. Он был и в Германии, и во Франции, и в Италии, и в Гишпании, везде все видел, замечал, записывал, рисовал и, где только мог и имел время, везде собирал изящность, рассыпанную в наружных предметах. Будучи в непрестанном, можно сказать, движении, не уронил он, однако, и тех упражнений, которые обыкновенно требуют сидячей жизни, он читал много, даже и в дороге. Я многие видел книги, в пути им прочтенные и по местам замечанные.
Чрез несколько времени по привязанности его к князю Безбородке перешел он служить в С.-Петербургский почтамт, где князь был главным начальником, и был у него при особых поручениях, которыми нередко удостаивала его покойная императрица Екатерина.
В доказательство замечания, мною сделанного касательно отеческого поведения начальников с их подчиненными, по которому самые обязанности службы более сердечным побуждением украшались, нежели единою строгою подчиненностью и страхом исторгаемы были, я не могу не объяснить, как г-н Львов сделался известным покойной императрице.
По случаю ее свидания с покойным императором Иосифом в Могилеве государыне угодно было ознаменовать оное построением в Могилеве церкви. Многие планы лучших тогда архитекторов, в столице бывших, ей не нравились. Памятник, свидетельствующий сие свидание, долженствовал быть необыкновенный. Князь Безбородко представляет государыне о возложении поручения сего г-ну Львову, как человеку, хотя не учившемуся систематически, но природою одаренному. Императрица согласилась. При первом о том известии г-н Львов пришел в великое замешательство, и естественно! в академиях он не воспитывался. Должен был противустать зависти, критике и злобе; и сим самым соделаться известным императрице! Опыт тяжелый! где и страх, и самолюбие в нем боролись, но делать было нечего, отступить было невозможно, надобно было совершить огненный, так сказать, путь, в который он был призван! Работал он в заботе и дни, и ночи, думал, придумывал, изобретал, отвергал то, что его на единый миг утешало — наконец план готов. Церковь во вкусе древних Пестомских храмов; освещена невидимо! Свет вообще разделил он на три части: вход в церковь в полусвете, самая церковь освещена вдвое, а олтарь вдвое освещен противу церкви. Наружность в правилах лучшей греческой архитектуры. План готов! Князь Безбородко, взяв г-на Львова во дворец с собою, подносит его труд императрице. Мысль молодого художника, нигде не учившегося, восхитила государыню, она приказывает его себе представить, взором милостивым посмотрела на него, как на диковину! и тут же благоволила пожаловать ему дар на память. Проект его утвержден, церковь построена. При свидании государыни с императором, где, может быть, оба монарха занимались судьбою целого мира, не забыла она, однако, сказать ему и о том, кто строил священный памятник их совещаний, и император подарил г-ну Львову табакерку с своим вензелем, алмазами осыпанную.