Так получилось и сейчас. Если Курбатов вначале не сомневался в искренности подозрений Багрецова — парень вспыльчивый, дал волю чувствам, все ему кажется непонятным в поведении Кучинского, — то теперь он уже ничему не верил. Злая клевета, мстительность. Ну и характерец созрел у юного товарища! Что же будет с возрастом?
Одна ошибка влечет за собой другую. Знал бы Вадим, что сейчас думает о нем Курбатов, постарался бы избежать случайных поступков, выдающих его с головой.
— Мне понятна ваша деликатность, — с холодной вежливостью сказал Курбатов. — Вам доверили личную тайну, ну и держите ее при себе. Если нужно, я узнаю другим путем.
Вадим вскочил, будто его подбросили пружины.
— Только у Нюры не спрашивайте! — Он умоляюще прижал руки к груди. — Очень вас прошу. Я не знаю, что с ней будет! В пески убежит!
— С вами, что ли? — грубо спросил Курбатов. Эта комедия начала ему надоедать. — И здесь Кучинский мешает?
Вадим лишь жалко улыбнулся. Никогда он не выдаст Нюрину любовь, к ней надо относиться бережно — она первая. Лида тоже не будет в претензии: что мог, то скрыл, а насчет Кучинского предупредил.
— Не торопитесь, — сказал Курбатов, когда Вадим, пожелав ему покойной ночи, пошел к двери. — Я вас задержу на минутку.
Открыв дверцу шкафа, инженер вынул оттуда соломенную шляпу («Вот она где!» — мелькнуло в сознании Багрецова), развязал марлю и, указывая на блестящий круг пластмассы, спросил:
— Ваша идея?
Опять, как и в прошлый раз, когда Курбатов застал его за выпиливанием этого круга, Вадим покраснел и лишь кивком головы сознался — не только идея, но и шляпа его.
— Зачем вы перебросили ее через изгородь, кому?
— Я не перебрасывал.
Курбатов еле сдерживался, чтобы не вспылить. Да ведь в караульном помещении все сирены гудели, когда переброшенная через живую изгородь шляпа пересекла невидимый луч фотоблокировки. Тут же, возле стены, ее и нашли. Сначала удивились — кому это пришло в голову так развлекаться? Но потом, когда сняли марлю, дело обернулось иначе. Остроумный способ маскировки! Загадка осложнялась еще и тем, что вскоре выбежал техник Багрецов, искал то ли шляпу, то ли еще кого. Проследили. Однако до самого вечера к стене никто не подходил.
— Как эта штука оказалась за оградой? — спрашивал теперь Курбатов.
— Улетела — и… все.
— Без ветра?
Ничего не мог ответить Багрецов, Ему отвратителен был этот допрос, а еще противнее показать себя мальчишкой, увлеченным всякой чепухой вроде холодильных шляп, когда решается судьба зеркальных полей, когда песок под ногами горит. Разве можно признаться в этом? Оскорбительно для всех курбатовских дел.
Курбатов медлил, ждал ответа, наконец бросил шляпу на стол и сказал:
— Уходите, Багрецов. Мне неприятно вас видеть.
Стиснув зубы, чтобы не сорвалось резкое слово, Вадим выбежал из кабинета. До чего же люди несправедливы! Он чуть не плакал от досады. Ничему не верил Павел Иванович. Скажи ему, что шляпа была с мотором, разозлится еще пуще. Впрочем, не каждый поверит в такую чепуху. Уж очень тошно оправдываться, чувствуешь себя идиотом.
Но не это мучило Димку. Главное — пока еще рано признаваться, что он не игрушками занят. Нельзя. Ведь может воспротивиться Павел Иванович. «Кто разрешил загружать техников посторонними делами?» — спросит он, и рухнет вся затея. А как поступить с Нюрой?
Ничего хорошего Вадим не ждал.
Глава 12. ЗАЯЧИЙ СЛЕД
Перед началом работы Курбатов вызвал Нюру и спросил, что она искала в тетради Михайличенко. Нюра молчала. Она не могла поднять глаз на Павла Ивановича, а потом, когда он намекнул ей, что, вероятно, здесь замешаны сердечные дела, Нюра разрыдалась и выбежала из кабинета.
Павел Иванович не стал ее больше тревожить. Девушка не виновата, нужны ей были не формулы, а что-либо другое. Может быть, она искала записки, скажем, от того же Багрецова? Недаром вчера он так смутился, когда Курбатов попробовал разгадать, кем увлечена Нюра Мингалева.
Нюра не могла скрыть от подруги разговора с Павлом Ивановичем.
— Кто ему наябедничал? Откуда он узнал о тетрадке? Конечно, от Маши больше ведь никто не видел, что Нюра брала эту злосчастную тетрадь. Полный разрыв. Так подруги не поступают. Как теперь жить, если самые близкие люди тебя предают? И, главное, в чем? В самом сокровенном. Никому нельзя признаваться, что любишь. Куда от людей скрыться? Бежать, бежать в пески.