Выбрать главу

Мерседес никогда не забывала о том, какие обязанности налагают на нее ее имя и положение при дворе, и даже не помышляла о замужестве без согласия королевы. Она держалась с предельной скромностью и осторожностью, искренне надеясь, что ее возлюбленный сумеет сам доказать, что она сделала правильный выбор.

Тем временем в кругах, близких к Изабелле, стало известно, что договор с Колумбом надлежащим образом составлен, изложен на бумаге, скреплен подписями и вступил в силу. Пока длились все эти приготовления, Луис и не пытался встретиться со своей возлюбленной и даже случайно не видел ее ни разу. Но когда Колумб, покончив с делами при дворе, отбыл на побережье, юноша решил воспользоваться добротой своей тетки. Перед тем как покинуть Испанию, отправляясь в опасное плавание, он хотел заручиться обещанием, что в случае удачи его сватовство будет встречено благожелательно высокими покровительницами Мерседес.

— Я вижу, ты уже кое-чему научился у своего нового наставника! — с улыбкой ответила на просьбу юноши взыскательная, но добросердечная маркиза. — Ты тоже ставишь условия! Но не забывай, Луис: Мерседес не крестьянка, чтобы все решить вот так просто. В ней течет кровь древнейших испанских родов: по матери она Гусман, а по отцу принадлежит к семейству Мендосы. Кроме того, она одна из самых богатых невест Кастилии. И плохой бы я была опекуншей, если бы забыла о своем долге ради легкомысленного бродяги лишь потому, что этот бродяга — сын моего любимого брата!

— Ну хорошо, пусть донья Мерседес богата, знатна, красива, не говоря уж о ее чистоте, правдивости и тысяче других достоинств, — что из этого, донья Беатриса? Разве Бобадилья ей не пара?

— Что? И ты это говоришь серьезно? — воскликнула донья Беатриса. — Даже вспомнив о ее чистоте, правдивости и тысяче других достоинств? Да такому бродяге, как ты, нельзя доверить и десятой доли таких достоинств, иначе он их все растеряет в своих бесконечных странствиях!

Луису ничего не оставалось, как вместе с теткой посмеяться над самим собой. Но чтобы не уронить установившуюся за ним репутацию человека веселого и покладистого, он постарался не выдать досаду, вызванную ее словами.

— Я не могу, как ее высочество, называть вас «дочь моя маркиза», — ответил Луис с такой плутовато-льстивой улыбкой, что сердце доньи Беатрисы дрогнуло, настолько он в этот миг походил на ее брата, когда тот собирался ее о чем-нибудь попросить, — но зато я могу вас назвать «тетушка моя маркиза». И еще какая — золото, а не тетушка! Так неужели вы станете судить меня за старые грехи? А я-то надеялся, что теперь, когда Колумб должен вот-вот отплыть, вы меня простите во имя благородной цели его путешествия.

— Луис, неужели ты думаешь, что одного мужества достаточно, чтобы получить Мерседес? — возразила маркиза с той суровостью, какой частенько отличались ее слова и поступки. — Неужели ты только этим хочешь завоевать мое расположение? Наивный мальчишка! Разве ты не знаешь, что ее мать, Мерседес де Гусман, была подругой моего детства, самой близкой и любимой после ее высочества, и что перед смертью она доверила мне свое дитя? Болезнь ее длилась долго, и мы часто говорили с ней о судьбе сиротки. Конечно, мужем ее должен был стать лишь знатный человек, — но даже среди нас есть такие разные люди, что трудно было выбрать кого-либо заранее. Я думаю, бедная мать больше заботилась о счастье своей дочери, чем о собственной душе, и чаще молилась о ней, чем о себе. Ты не знаешь, Луис, как сильна материнская любовь! И тебе, конечно, трудно представить, что чувствовала моя подруга, думая о том, как ее нежная Мерседес будет жить одна среди равнодушных, чужих людей.

— Донья Беатриса, я надеюсь, молитвы святых отцов помогли ее материнской душе обрести райское блаженство! Но разве тетки не должны относиться к своим племянникам с такой же заботой, как матери — к дочерям?

— Нет, Луис, хотя мы и в кровном родстве, однако не в таком близком. Ты не восторженная и наивная девушка, и я тебе не любящая нежная мать.

— Клянусь святым Яго, неужели вы думаете, что Мерседес будет со мной несчастлива? Я тоже чувствителен, и, по чести сказать, даже слишком, и так же чистосердечен и постоянен, о чем вы можете судить по тому, что я всю жизнь любил одну Мерседес, хотя мог бы увлечься десятком других! И, если я не столь наивен, зато я молод, здоров, силен и смел, что для рыцаря гораздо важнее. Чего же вы еще хотите? Клянусь, я буду ей добрым мужем!