неприятель не мог посылать подкреплений Корнваллису и не помог ему добиться успеха. Когда подошла осень, все указывало на то, что насту¬ пил решительный момент. Французские войска, пройдя по нейтральной территории, сблизились с королевской армией, угрожая ей нападением возле Кингс-Бриджа и согласуя свои действия с крупными силами американцев. Союзники не давали покоя английским постам, подходили вплотную к Джерси и постоянно грозили атаковать коро¬ левские войска. Приготовления союзников говорили о том, что ожидаются осада и штурм. Тем временем сэр Генри Клинтон, перехвативший несколько писем Вашингтона, от¬ сиживался за укреплениями и из осторожности отказы¬ вал Корнваллису, просившему о помощи. В конце ненастного сентябрьского дня большая группа офицеров собралась возле двери здания, находившегося в самом центре американских войск, угрожавших Джерси. Возраст, мундиры и важная осанка многих из этих вои¬ нов говорили об их высоком положении. Но одному из пнх все оказывали особое уважение, слушали его с особой почтительностью, и было ясно, что он здесь самый глав¬ ный. Одежда его была проста, но ее украшало множество знаков военных отличий. Он сидел верхом на благородном коне темно-гнедой масти, а вокруг несколько молодых офицеров в блестящих мундирах, как видно, ждали его приказаний и поручений. Те, к кому он обращался, тот¬ час снимали шляпы, когда же он говорил, все слушали его с глубоким вниманием, свидетельствующим о гораздо большем почтении, чем требует воинский устав. Наконец генерал снял шляпу и спокойно поклонился окружающим. Все поклонились ему в ответ и начали расходиться; с ним остались только личная свита и адъютант. Сойдя с седла, генерал отошел на несколько шагов и заботливо оглядол своего коня, а затем, бросив быстрый, но выразительный взгляд своему адъютанту, вошел в дом. Адъютант после¬ довал за ним. Войдя в комнату, как видно заранее приготовленную для него, генерал опустился в кресло и некоторое время сидел, погрузившись в размышления, как ч-еловек, при¬ выкший советоваться с самим собой. Все это время адъю¬ тант стоял, ожидая приказаний. Наконец генерал поднял глаза п сказал обычным для него спокойным голосом: Пришел ли человек, которого я хотел повидать? 791
— Да, ваше превосходительство, он ждет вашего при¬ каза. — Приведите его сюда, пожалуйста, и оставьте нас одних. Адъютант молча наклонил голову и вышел. Через не¬ сколько минут дверь приоткрылась, и в комнату про¬ скользнул человек. Ни слова не говоря, он скромно оста¬ новился у входа. Генерал не слышал, как он вошел, и сидел, глядя на огонь, в глубоком раздумье. Прошло не¬ сколько минут, и он произнес вполголоса, как бы обра¬ щаясь к самому себе: — Завтра мы должны поднять завесу и раскрыть наши планы. Да поможет нам небо! Тут вошедший слегка шевельнулся, и генерал, обер¬ нувшись, увидел, что он не один. Генерал молча указал посетителю на камин, и тот подошел поближе, хотя был так плотно закутан — видимо, больше для маскировки, чем для защиты от холода,— что не мог озябнуть. Учтивым движением руки генерал указал ему на стул, но посети¬ тель, скромно поклонившись, отказался сесть. Снова по¬ следовало молчание. Наконец генерал встал и, открыв шка¬ тулку, стоявшую на столе перед ним, достал небольшой, по, видимо, тяжелый мешочек. — Гарви Бёрч,— сказал он незнакомцу,— пришло время порвать всякую связь между нами. Отныне мы должны навсегда стать чужими. Разносчик откинул капюшон плаща, скрывавший ому лицо, и с минуту пристально вглядывался в своего собе¬ седника. Затем опустил голову на грудь и промолвил: — Как вам будет угодно, ваше превосходительство. — Это необходимо. Когда я занял пост, на котором теперь нахожусь, я счел своим долгом подобрать многих людей, которые, как и вы, служили мне орудием для полу¬ чения сведений. Вам я доверял больше, чем всем осталь¬ ным; я давно заметил в вас любовь к истине и верность своим принципам и могу с радостью сказать, что ни разу в вас не обманулся. Вы один знаете моих тайных агентов в этом городе, и от вашей самоотверженности зависит г.е только их благосостояние, но даже сама жизнь. Он помолчал, словно раздумывая, как бы воздать раз¬ носчику по заслугам, и продолжал: — Мне кажется, вы один из очень немногих людей, пи разу не изменивших нашему делу, и, хотя вас считали 795
шпионом наших врагов, вы ни разу не выдали им сведе¬ ний, которые вас просили не разглашать. Только я, один я в целом свете, знаю, что вы действовали из глубокой любви к свободе Америки. Слушая эту речь, Гарви понемногу поднимал опущен¬ ную на грудь голову и выпрямлялся, а на щеках его все ярче проступал румянец. Когда генерал замолчал, лицо Гарви разгорелось от волнения, он стоял, вскинув голову п гордо выпрямив стан, по скромно потупив глаза. — Теперь я должен отплатить вам за ваши услуги. До сих пор вы упорно откладывали день расплаты, и долг мой стал очень велик — я не хочу преуменьшать опасно¬ сти, которым вы подвергались. Здесь сто дублонов; вы знаете, как бедна наша страна, и поймете, чем вызвана скудость этого вознаграждения: Разносчик поднял глаза на говорившего, но, когда тот протянул ему деньги, отступил, отказываясь взять ме¬ шочек. — За вашу верную службу, за все опасности, которые вам угрожали, это очень мало, я понимаю,— продолжал генерал,— но это все, что я могу вам уделить. Быть мо¬ жет, когда закончится война, я смогу увеличить это скромное вознаграждение. — Неужели вы думаете, ваше превосходительство, что я рисковал жизнью и опозорил свое имя ради денег? — Тогда ради чего же? — Что привело ваше превосходительство на поле боя? Ради чего вы всякий день и всякий час подвергаете смертельной опасности вашу драгоценную жизнь, участ¬ вуя в битвах и походах? Стоит ли говорить обо мне, если такие люди, как вы, готовы пожертвовать всем ради пашей родины? Нет, нет, я не возьму у вас ни доллара, бедная Америка сама в них нуждается! Мешочек выскользнул из рук генерала и упал к ногам разносчика, где пролежал забытым до конца этой беседы. — Мною руководят многие соображения, однако вам они неизвестны. Мы с вами в разном положении: меня все знают как командующего армией, а вам придется до самой могилы слыть врагом своей родины. Не забывайте, что маску, скрывающую ваше истинное лицо, вам не позволят снять еще много лет, а быть может — никогда. Бёрч снова опустил голову, но это движение не выра¬ жало согласия, 796