— Конечно! А что здесь такого удивительного? — с самым серьезным лицом возразил тот. — Почему у тебя такой вид, словно ты, того и гляди, лопнешь, стараясь удержаться от смеха? Может, я не гожусь для этого мундира или этот мундир не украшает меня? Ну, смейся, смейся, Лео. Я уже привык к этому за последние дни, но все-таки что тут такого поразительного, в конце-то концов, если Питер Полуорт командует ротой легкой пехоты? Ведь мой рост пять футов шесть и одна восьмая дюйма — как раз то, что надо.
— Ты столь точен в своих долготных измерениях, словно у тебя в кармане хронометр. А тебе никогда не приходило в голову вооружиться еще и секстантом?
— Чтобы установить мою широту? Я понял тебя, Лео. Что ж, если я сложением слегка напоминаю земной шар, значит ли это, что я не могу командовать ротой легкой пехоты?
— Ну конечно! Остановил же Иисус Навин солнце! Но даже такое чудо меньше поразило бы меня, чем вид твоей особы в этом мундире.
— Я объясню тебе, в чем дело. Но сначала давай-ка присядем здесь, — сказал капитан Полуорт, усаживаясь у подножия маяка, где еще недавно стоял таинственный старик. — Хороший солдат сочетает в себе различные достоинства. Это слово «сочетает» сразу подводит меня к сути моего рассказа: я влюблен!
— Вот это новость!
— Более того: я намерен сочетаться браком.
— Женщина, возбудившая подобное намерение в капитане Полуорте, офицере сорок седьмого полка и владельце поместья Полуорт, должна обладать немалыми достоинствами.
— Это женщина необыкновенная, майор Линкольн, — отвечал влюбленный с неожиданной серьезностью, заставлявшей подозревать, что его веселая беспечность была отчасти притворной. — Она не худа и не толста, а то что называется — в самую меру. Движется она величаво, как породистая телочка, а уж если припустится бежать, то семенит ногами быстро-быстро, что твоя индюшка. Когда же она спокойно сидит на месте, то всегда напоминает мне блюдо хорошей, нежной, сочной оленины, от которой невозможно оторваться.
— Ты столь «вкусно», пользуясь твоим же собственным образным языком, описал ее портрет, что я горю желанием услышать что-нибудь о ее душевных качествах так, словно меня поджаривают на вертеле.
— Быть может, мои сравнения не слишком поэтичны, но это первое, что приходит мне на ум, когда я на нее смотрю, и в них нет ничего противоестественного. Что касается ее манер и прочих благоприобретенных достоинств, то они еще более великолепны. Во-первых, она остроумна, во-вторых, своенравна, как бесенок, и в-третьих, это самый заклятый враг короля Георга во всем Бостоне.
— Не понимаю, почему именно эти качества избранницы твоего сердца так тебя пленили.
— Что ж тут непонятного? Такие качества характера, подобно острой приправе, возбуждают аппетит и придают пикантность блюду. Взять хотя бы ее мятежнические убеждения, которые, в сущности, являются государственной изменой, — без них моя преданность королю выглядела бы столь же пресной, как добрый портвейн без закуски из оливок. Ее дерзкое своенравие — отличная подливка к салату моей скромности, а ее острый ум сочетается с кротостью моего нрава — как сладость и кислота в шербете.
— Я вижу, эта женщина воистину обладает могущественными чарами, — сказал Лайонел, которого немало позабавила удивительная смесь серьезности и юмора в этом описании. — Однако при чем здесь легкая пехота, Полуорт? Надеюсь, эта особа не принадлежит к тем представительницам дамского пола, чье поведение легко сочетается со словом «легкий»?
Прошу прощения, майор Линкольн, но подобные шутки тут неуместны. Мисс Денфорт принадлежит к одному из лучших семейств в Бостоне.
Денфорт! Уж не Агнеса ли?
— Именно она! — с удивлением отвечал Полуорт. — А разве ты с нею знаком?
— Да, если можно назвать знакомством то, что она доводится мне троюродной кузиной и я сейчас живу под одной с ней крышей. Она внучатая племянница моей двоюродной бабушки, миссис Лечмир, и эта добрая дама потребовала, чтобы я остановился в ее доме на Тремонт-стрит.
— Я в восторге от этого известия! Во всяком случае, теперь уж мы с тобой будем не просто собутыльниками — наша дружба приобретает более возвышенные формы. Однако к делу: по городу, видишь ли, ходят дурацкие неуместные шутки, касающиеся пропорций моей фигуры, и я решил разом с ними покончить.
— Для чего тебе нужно только разом похудеть?
— А разве я не достигаю этого в новом мундире? Если говорить правду, Лео, — а тебе я могу открыть душу, — ты ведь знаешь, что за народ у нас в сорок седьмом. Стоит кому-нибудь прилепить тебе какую-нибудь оскорбительную кличку или прозвище, и ты, хочешь не хочешь, будешь таскать ее за собой до могилы!