Сказав это, браво кинул письмо к ногам гондольера и спокойно зашагал по Пьяцетте. Джино* схватил письмо и, лихорадочно стараясь припомнить кого-нибудь из знаков мых своего господина, чье имя могло быть написано на конверте, побежал за браво. Я удивляюсь, синьор Якопо, что такой проница¬ тельный человек, как вы, не смог сразу же догадаться, что на пакете, который вручают вам, должно стоять ваше соб¬ ственное имя. Браво взял письмо и снова повернул его к свету. Это не так. Хоть я. и не учился читать, но свое имя всегда разберу. — Боже мой! Ведь то же самое и со мной, синьор* Будь это письмо адресовано мне, я бы в два счета дога¬ дался об этом. — Значит, ты не умеешь читать? ■***. Я никогда, и не говорил, что умею. Я говорил толь¬ ко, что немного умею писать. Грамота, как вы отлично понимаете, синьор Якопо, состоит из чтения, письма и цифр, и человек может хорошо знать одно, совсем не раз¬ бираясь в другом. Ведь не обязательно быть епископом, чтобы брить голову, или ювелиром — чтобы носить бороду.: ^ Ты бы сразу так и сказал! Ладно, ступай, я поду¬ маю. Джино с радостью повернул назад, но, сделав не¬ сколько шагов, заметил женщину, которая поспешно скры¬ лась за пьедесталом одной из гранитных колонн. Он побе¬ жал за ней следом, решив во что бы то ни стало узнать, кто подслушивал их разговор с Якопо, и убедился, что свидетельницей его беседы с браво была Аннина. Глава /К О нет, шары напомнят мне о том, Что на пути у нас стоят преграды И что удары мне судьба готовит. Шекспир, «Ричард II» Хотя на главных площадях Венеции в этот час царило веселье, в остальной части города было тихо, как в могиле. Город, в котором никогда не услышишь цоканья копыт 47
или скрипа колес, уже одним этим отличается от других городов; к тому же особые формы правления и многолет¬ няя привычка народа к осторожности наложили свой от¬ печаток даже на веселье венецианцев. Правда, и здесь молодежи случалось по временам проявить свою жизнера¬ достность, легкомыслие и беззаботность,, и случалось это нередко, но, когда соблазны под запретом и нет никакой поддержки со стороны общества, люди неизбежно усваи¬ вают характер своего мрачного города. Так жила большая часть Венеции в те времена, когда происходила описанная в предыдущей главе сцена на оживленной площади Святого Марка. Луна поднялась так высоко, что ее лучи уже прони¬ кали в узкие щели между домами, освещая то тут, то там поверхность воды, которая сверкала дрожащей зыбью, а купола и башни, залитые светом, покоились в торжествен¬ ном и величавом сне. Скользящие лунные лучи падали и на фасад дворца, освещая его тяжелые карнизы и массив¬ ные колонны, и мрачная тишина, царящая внутри этого здания, казалось, была ярким контрастом кричащему бо¬ гатству архитектурных украшений фасада... Наше повест¬ вование привело нас теперь в один из самых богатых дворцов венецианских патрициев. Здесь властвовали роскошь и богатство. Просторный вестибюль с массивными сводами, тяжелая и величествен¬ ная мраморная лестница, комнаты, блистающие позолотой и украшенные скульптурными изваяниями, стены которых были увешаны творениями величайших художников Ита¬ лии, щедро вложивших в них свой талант, — все это про¬ изводило необыкновенное впечатление. Среди этих релик¬ вий времен более счастливых, чем те, что мы описываем, энаток сразу же узнал бы кисть Тициана, Паоло Веронезе и Тинторетто — трех гигантов, которыми справедливо гор¬ дились граждане республики Святого Марка. Можно было встретить здесь и картины других художников — Беллини, Монтеньи и Пальма Веккио, которые уступали только наи¬ более известным колористам венецианской школы. В про¬ стенках между картинами сверкали огромные зеркала, а портьеры из бархата и шелка уже не в силах были сопер¬ ничать со всем этим поистине царским великолепием. Про¬ хладные полы, инкрустированные лучшим мрамором Италии и Востока и отполированные до ослепительного 48