В последующих письмах Б. Д. Дандарон отождествляет образ загадочного юноши со знаменитым индийским йогином VIII в. Падмасамбхавой. Падмасамбхава, родом из Уддияны, сыграл значительную роль в распространении тантры в Тибете (система Хаягривы) и в создании старейшей буддийской школы ньингма. В Лаосе, Бирме, Таиланде есть иконографический мотив юного божества верхом на священной птице Гаруде. Обычно сюжет соотносят с индийским Вишной. Соотнесение же образа юноши верхом на Гаруде (орле) с Падмасамбхавой — индивидуальное видение Б. Д. Дандарона, совпадающее с редко встречающимся сюжетом школы ньингма. С буддийской точки зрения, такое видение свидетельствует, что одна из линий духовной преемственности Дандарона восходит к Падмасамбхаве.
"Этого Юношу (Бадма — Самбабу) [Падмасамбхаву] я видел около одиннадцати часов вечера 9 ноября. В этот вечер я очень тосковал по тебе, всюду искал уединения, но нигде не мог найти. После безуспешного брожения по улицам Москвы я вернулся домой и лег на диван. Лежал в темноте и погрузился в полудремотное состояние.
Знаешь, бывают такие моменты, когда слышишь стук часов, шаги человека, но сам, тем не менее, спишь. И вдруг передо мною явилось чистое видение — наш Молодой человек появился в белом халате из китайского шелка. Указательным пальцем он коснулся моего лба. Я продолжал лежать. Он улыбнулся и начал говорить: "Ты печалишься, мой друг? Не надо! Вся жизнь твоя была бессознательным исканием! Ты искал ее, она — тебя. 3 октября 1956 года ваши пути сошлись в этом доме и никогда не разойдутся. Она пришла к тебе совсем, вернулась для того, чтобы больше никогда не уходить. Она сейчас — Наташа, а когда‑то ее звали Хандома. Но это было там, на Востоке. Ты это вспомнишь, конечно, но позже. Люби ее — она та самая, которую ты искал и наконец‑то нашел".
В это время за стеной М. А. [Мария Алексеевна, супруга Владимира Павловича Свирского] зажгла газовую плиту. Я проснулся окончательно, но Его уже не было. После этого я продолжал лежать, долго не мог прийти в себя. Его появление происходило всегда тогда, когда случалось нечто значительное в моей жизни. Я понял, какую ценность представляет для меня тот вечер, когда я впервые увидел тебя. Раньше об этом писать подробно не мог, ибо экономил время на другие важные для тебя вещи. То, что ты в своем четвертом письме затронула это: Он говорил, будто ты не потеряешь меня никогда, так, наверно, и будет", — конечно, меня радует больше всего. В данном случае речь идет не о дружбе, но о гораздо большем, чем дружба. Это ты знаешь из моих писем — пятого и шестого. Теперь по твоей просьбе возвращаюсь к семи первым ступеням Четырех Благородных Истин. Извини, Наташа, раньше я как‑то не имел возможности об этом подробно писать"[8; 59][278].
Они виделись недолго — месяц в октябре 1956–го и две недели в январе 1957 года. Но впечатления от этих встреч были столь велики, что породили у Бидии Дандаровича страстное стремление общаться постоянно. Он реализовал это через письма, которые писал иногда по два на день. В первом же письме Бидия Дандарович определил содержание переписки и личные побудительные причины, позволившие превратиться в объемистый философско — лирический роман в письмах. Он сознательно планировал превратить эти письма в длительную беседу с любимым человеком. Вот одно из них.
"31 октября 1956 г. Москва.
Дорогая, милая моя Наташа!
После того как я увидел тебя, я испытываю, кроме моей безумной любви к тебе, острую потребность раскрыть самое существо и сокровенные возможности к совершенству, которыми ты, несомненно, обладаешь. Я пытался рассказать об этом, но у меня не выходило, ибо всегда разум был в тени моей любви. Поэтому я буду пытаться осуществить в письме то, чего я не смог сделать посредством беседы. В этом (первом) письме я хочу наметить, в каком разрезе будет идти наша переписка. Если пойдет удачно, то можно будет излагать свои мысли более или менее систематически, чтобы впоследствии из этих писем вычленить схему будущей философской системы. Эту систему я мыслю как попытку синтеза западной и восточной мудрости. Мне кажется, целесообразнее при этом останавливаться на философских учениях Востока, так как европейские школы уже в какой‑то степени известны. Вообще‑то, систематическую беседу начнем, я полагаю, когда наладится наша переписка.
Всем известно, что человек хочет вести свою жизнь в свете познания самого себя и мира, вникая не просто в рассмотрение непосредственных результатов своих деяний, но даже далеко идущих последствий. Таким образом, желание познавать вытекает из разумной природы человека. Философия является попыткой удовлетворить это самое желание осмысливать. Поэтому философия — не просто удовольствие, а необходимость. Если сказать словами англичанина Huxley, то примерно выходит так. Человек живет в соответствии со своей философией жизни, со своим пониманием мира. Это верно даже в отношении большинства беззаботных людей. Без метафизики жить невозможно. Нам дано выбирать не между некоей метафизикой и отказом от нее, а всегда — между хорошей или дурной метафизикой"[1; 29].
278
Б. Д. Дандарон. 99 писем. СПб., 1995: далее ссылки на это издание даются в тексте в квадратных скобках. Первая цифра обозначает номер письма, вторая — номер страницы.