Население западных стран до такой степени вошло во вкус cвоей "сладкой жизни", что не готово ни на какие немедленные жертвы ради отдаленных, не видимых простым глазом, целей. В свободных странах общественные обязанности добросовестно выполняют только те, кто почему-то изначально был к этому склонен. С течением времени процент этих идеалистов близится к нулю. Западный человек все больше сосредоточивается на улучшении и обогащении своей собственной индивидуальной жизни. Расширение его частных прав все больше вытесняет в его осознанном поведении значимость обязанностей, необходимых для поддержания общества в целом. Служить в армии, исправно платить налоги и даже просто вовремя проголосовать становится ему все тягостнее.
Мусульманское сознание оценивает это явление, как развращенность и тенденцию к близкому распаду. В значительной степени (большей, чем хотелось бы) это так и есть. При таком условии согласный нажим мусульманских обществ на западные демократии кажется почти неодолимым.
Христианский мир медленно но верно отступает...
Многолетнее, чересчур близкое присутствие смертельной опасности вызывает у израильского гражданина некоторую дополнительную мобилизацию нервных ресурсов без всякого политического нажима. Не у всякого, конечно, гражданина. Но в числе достаточном для успешного функционирования. Эта мобилизация с годами осуществляет незримую селекцию в израильском народе, выделяя тех немногих избранных, у кого в сознании их обязанности, и сопряженная с ними ответственность, пересиливают расслабляющую мысль о безграничных правах. Уже в третьем поколении складывается своеобразный тип ментальности, которая отличает молодого израильтянина от еврея диаспоры.
Все, что Бог ни делает, он делает к лучшему. Он окружил нас врагами, чтобы мы не избаловались. Чтобы лень, невнимательность и техническая некомпетентность не возобладали в стране. Чтобы избыточный израильский гуманизм и расслабляющее европейское влияние не затуманили нам трезвости взгляда. Российские евреи со своей паранояльной подозрительностью и имперскими замашками неплохо вписываются в эту ситуацию.
Эрнест Ренан, описывая древнюю историю падения Израиля, заметил: "Праведники и герои становятся двумя враждующими лагерями на арене человеческого прогресса и редко вступают в мирное сожительство ... Военное мужество, которое так блестяще проявляли израильские цари, потеряло свою цену." И дальше - "Социальные условия, в которых находятся военные, требуют известной внешней гордости; смиренный воин есть противоречие в себе. Общество кротких лишено силы. Мир не состоит из идеальных людей. ..." (Э. Ренан, "История Израильского народа", М., 2001)
Стремление к праведности уже не раз в истории подводило евреев и, несмотря на все изменения нашего облика и внешнюю секуляризацию, нужно признать, что мы, как народ, опять балансируем на краю пропасти в своей амбиции создать "розу без шипов", войну без ненависти, государство без принуждения и экономику без эксплуатации. Как будто эта судьба запрограммирована у нас в генах.
Однако жизнь на краю пропасти вовсе не обязательно должна вести к катастрофе. Демократия вообще очень странная форма организации, слишком близкая к состоянию анархии и распада.
И, тем не менее, чрезвычайно устойчивая. Температура 36,6 по Цельсию, при которой успешно функционирует организм человека, находится в очень узком зазоре между недопустимо смертельным переохлаждением и столь же недопустимым перегревом. Однажды, присутствуя на конференции по биологии, я обратил внимание, что оптимальные условия для жизни биологических организмов всегда оказываются в опасной близости к температуре разложения ДНК (т.е. ядер) их клеток. По-видимому, интенсивная жизнь сложных организмов вообще возможна лишь на краю гибели. В еще большей мере это относится к сложному общественному организму. Когда мы читаем историю войн Израиля, часто кажется, что только случайное стечение обстоятельств или чья-то поразительная находчивость спасли страну от поражения. Но это и есть проявления упомянутой устойчивости. За 60 лет современный Израиль, вопреки многолетней миролюбивой риторике, создал свои мощные средства защиты и достаточно многочисленный, инициативный народ, способный умело этими средствами пользоваться.
Когда в результате сложного обмена в 1965-м году нам c Ниной досталась комната в большой коммунальной квартире старинного дома в Хлебном переулке Москвы, мы не подозревали, что это Судьба втягивает нас в будущую драму, в которой близкое соседство квартиры Андрея и Майи Синявских, Центрального Дома Литераторов и здания Верховного Суда РСФСР cыграют первостепенную роль.