Итак, читай сказанье о Еварре,
Создателе богов в стране заморской.
Был диким и простым народ в деревне,
В глухой пустой долине среди гор,
Он из разбитой бурею сосны
Изваял божество. Овечьей кровью
Намазал щеки, а заместо глаз
Он вставил ракушки, и сплел из мха
Подобие косы, а из соломы —
Какое-то подобие короны.
Так рады были мастерству сельчане,
Что принесли ему и крынку меду,
И масла, и баранины печеной.
И пьяный от нечаянных похвал
Он накарябал на бревне ножом
Слова священные: «Богов творят
Так. Только так. И смертью будь наказан
Тот, кто иначе их изобразит…»
И чтили все его. И вот он умер.
Итак, читай сказанье о Еварре,
Создателе богов в стране заморской…
Случилось так, что волею небес
Немного крови не своим путем
В его мозгу гуляло и крутилось.
Еварра был помешанный и странный,
Жил средь скотов, с деревьями играл,
С туманом ссорился, пока ему
Не повелел трудом заняться бог.
И он тогда из глины и рогов
Слепил чудовищную рожу бога
В короне из коровьего хвоста.
И вот, прислушавшись к мычанью стада,
Он бормотал: «Ну да, Богов творят
Так. Только так. И смертью будь наказан
Тот, кто иначе их изобразит…»
А скот мычал в ответ. И вот он умер.
И угодил он в божий Рай и там
Своих богов и надписи свои
Увидел и немало удивлялся,
Как он посмел считать свой труд священным!
Но Бог сказал ему, смеясь: «Возьми
Свое имущество, свои творенья,
Не смейся…» А Еварра закричал:
«Я грешен, грешен!!!» «Нет! — сказал Господь, —
Ведь если б ты иначе написал,
Они б остались деревом и камнем!
А я б ни четырех божеств не знал,
Ни чудной истины твоей, Еварра,
О, раб мычанья и молвы людской!»
Слезы и смех трясли Еварру. Он
Божков повыкинул из рая вон.
Вот вам и все сказанье о Еварре,
Создателе богов в стране заморской…
Головоломка мастерства*[46]
На зеленый с золотом Райский Сад
первый солнечный луч упал,
Под деревом сидя, отец наш Адам
палкой что-то нарисовал.
Первый в мире рисунок его веселил
не меньше, чем луч рассвета,
Но Дьявол шепнул, шелестя листвой:
«Мило, только искусство ли это?»
Еву муж подозвал и под взглядом ее
всю работу проделал снова.
Первым в мире усвоив, что критика жен
всегда наиболее сурова.
Эту мудрость передал он сыновьям.
Очень Каину было обидно,
Когда на ухо Дьявол ему шепнул:
«Что ж, силён! Но искусства не видно…»
Башню строили люди, чтоб небо встряхнуть
и повывинтить звезды оттуда,
Но Дьявол, рассевшись на кирпичах,
пробурчал: «А с искусством-то худо!»
Камни сыпались сверху, известь лилась
и трясся подъемный кран,
Ибо каждый о смысле искусства вовсю
на своем языке орал.
Захватили споры и битвы весь мир:
север, запад, юг и восток,
И дрогнуло небо, и вдруг пролился
наземь тот самый потоп.
И вот, когда голубя выпустил Ной
поглядеть на все стороны света,
Из-под киля Дьявол забулькал: «Добро,
но не знаю, искусство ли это?»
Стара эта повесть, как Райское Древо,
и нова, как молочные зубы,
Мы ж Искусству и Истине служим с тех лет,
как усы чуть прикрыли губы!
Но сумерки близятся, и когда
постареют душа и тело,
В стуке сердца ты дьявольский слышишь вопрос,
Где искусство во всем, что ты сделал?
Мы ведь можем и Древо Познанья срубить,
древесину пустив на спички,
И родителей собственных затолкать
в яйцо какой-нибудь птички,
Утверждаем, что хвост виляет псом,
Что свинью создают из паштета,
А черт бурчит, как от веку бурчал,
«Все умно, но искусство ли это?»
Вот зеленый с золотом письменный стол
первый солнечный луч озарил,
И сыны Адама водят пером
по глине своих же могил,
Чернил не жалея, сидят они
с рассвета и до рассвета,
А дьявол шепчет, в листках шелестя:
«Мило, только искусство ли это?»
И теперь, если к Древу Познанья мы
проберемся аж в Райский Сад,
И переплывем все четыре реки,
пока архангелы спят,
И найдем венки, что Ева сплела —
то все-таки даже там
Мы едва ли сможем больше постичь,
чем постиг наш отец Адам.
1. В эпоху неолита[47]
(пер. В. Бетаки)
В кроманьонский дикий век бился я за устья рек,
За еду, за шкуры диких лошадей,
Я народным бардом стал, все, что видел, — воспевал
В этот сумрачно-рассветный век людей.
И все ту же песнь свою, что и нынче я пою,
Пел я той доисторической весной.
Лед уплыл в морской простор. Гномы, тролли, духи гор
Были рядом, и вокруг, и надо мной.
Но соперник из Бовэ обозвал мой стиль «мовэ»[48],
И его я томагавком критикнул.
Так решил в искусстве спор диоритовый топор
И граверу из Гренель башку свернул.
Тот гравер был страшно дик: он на мамонтовый клык
Непонятные рисунки наносил!
Но хорошее копье понимание мое
В сердце врезало ему по мере сил.
Снял я скальпы с черепов, накормил отменно псов.
Зубы критиков наклеив на ремни,
Я изрек, разинув пасть: «Им и надо было пасть —
Я ведь знаю, что халтурщики — они!»
Этот творческий скандал идол-предок наблюдал
И сказал мне, выйдя ночью из-под стрех,
Что путей в искусстве есть семь и десять раз по шесть,
И любой из них для песни— лучше всех!
вернуться
Головоломка мастерства — одно из нескольких стихотворений Киплинга, в которых он излагает свою философию творчества, напоминая, что «искусство не прогрессирует и поэтому — Гомер не хуже Уайльда». Иронический прием резкого и пародийного, как правило, осовременивания традиционных сюжетов встречается у Киплинга нередко. По всей вероятности, именно Киплинг и был «изобретателем» этого приема. Позднее приемом этим широко пользовались А. Камю, Б. Брехт, Е. Шварц, Й. Лада и многие другие.
вернуться
Этот мой перевод публиковался несколько раз в разных изданиях стихотворений Р. Киплинга начиная с 1986 года. По ошибке в сборнике «Мохнатый шмель» (М., Эксмо-пресс, 1999) и в сокращенном повторении того же издания под названием «Заветные острова» этот перевод оказался приписан Михаилу Фроману. Перевод М. Фромана, который я помещаю здесь вслед за моим, публиковался в советском издании 1936 года (ГИХЛ) и в издании «Риппол-классик» 1998 г.
вернуться
Бовэ — город во Франции, где велись интенсивные раскопки (в подлиннике стихотворения вместо Бовэ фигурирует Солютрэ, тоже район раскопок культуры каменного века).
«Мовэ» (фр. mauvais) — плохой.