И ездить по стране
Хочу я много-много.
Бежит навстречу мне
Весенняя дорога!
Согласие
— Я степь люблю,— сказал в степи
живущий,-
И ты ее, приятель, полюби.
Нет ничего на этом свете лучше
Пшеницы, что волнуется в степи!
Степным раздольям нет конца и края,
Степной простор широк и величав.
Своей родной степи не променяю
На лес и горы. Прав я?
— Да, ты прав!
— Я лес люблю,— сказал тогда
таежник,-
И от лесных угодий не беги.
Нет ничего прекрасней и надежней
Моей бескрайней ласковой тайги!
Великолепна сторона лесная
От хвойных рощ до солнечных дубрав.
Своей родной тайги не променяю
На степь и горы. Прав я?
— Да, ты прав!
— Люблю я горы,— гордо молвил
горец,
И если ты в горах хоть раз бывал,
Ты согласишься и не станешь спорить,
Что лучше нет моих ручьев и скал!
Сверканье снежных шапок вспоминая
И аромат высокогорных трав,
Своих родимых гор не променяю
На лес и степи. Прав я?
— Да, ты прав!
Шел поезд по великой магистрали,
И собеседники мои в купе
Свои места родные восхваляли,
И каждый честно верен был себе!
И спорить с ними не имело смысла:
Во всех ландшафтах этих побывав,
Я с каждым убежденно согласился,
И каждый согласился,
Что я прав!
«В ручейке не купаюсь — балуюсь…»
В ручейке не купаюсь — балуюсь:
По колено его купель.
Говорят, что в нем водятся хариус
И форель.
Мне не верить — нет основания,
Но в прозрачной его воде
Рыбок этого милого звания
Я не замечаю нигде.
Вероятно, все рыбки выловлены,
И грустят по ним берега,
А возможно, еще не выявлены:
Мимикрия их сберегла!
Серебрится струя между камушками
Сколько весен — потерян счет,
И становятся девушки бабушками,
А ручей все течет и течет.
И водица его поколенная
Чрезвычайно светла и мила,
И сливается с вечным мгновенное
В живописном селенье Ташла.
Неглубокие корни
Почему-то товарищи многие
Полагают, что корни глубокие
Превосходны везде и всегда,
А без них всем деревьям беда.
Говорят о глубоких корнях,
Придают им значенье таинственности,
Но я знаю: в таежных краях
Неглубокие корни у лиственницы.
А растет величаво века
Благородная эта красавица.
Ее кроны могучей касаются
Пролетающие облака.
Удивляюсь ее высоте,
Ее ствол с уважением трогаю…
Но по вечной скользят мерзлоте
Ее корни, совсем не глубокие!
Футуристы
Поэты-футуристы,
Артисты-скандалисты,
Мечтавшие о будущем хорошем,
Стиха эквилибристы,
В грядущее туристы —
Все в прошлом, все в прошлом.
Не алость-небывалость,
А старость и усталость
Их захлестнула пошло.
А что у них осталось?
Все, что у них осталось,
Все в прошлом, все в прошлом.
И только строк железки —
Отвертки и стамески,
И гвозди, что забиты,
Не забыты.
И только строк железки
Внушительны и вески,
Как те метеориты,
Как все метеориты!
Майоликовая любовь
Семен силен,
Семен смышлен —
И потому без робости
Шагает после смены он
В цех росписи,
В цех росписи.
А там она
Совсем одна.
Кто? Аня? Фаня? Таня?
Здесь неуместна болтовня,
Пусть сохранится тайна.
Семен смышлен,
Семен влюблен
В красотку чрезвычайно.
Его примером увлечен
Был легковерный чайник.
Когда явился чайник в горн
На обжиг и просушку,
По воле тех флюид и волн
Влюбился чайник в кружку.
К подружке-кружке, как Семен,
Прилип огнеупорно —
И вместе с кружкой извлечен
Был чайничек из горна.
Хотя любовь была крепка,
Как говорит частушка,
Но забракован ОТК
Был чайник вместе с кружкой.
За легкий флирт, амурный спорт
Я подымаю кубок.
Семен в любви силен и тверд,
А чайник слаб и хрупок!
Ипомея
Собственной опоры не имея,
Завивая за венком венок,
По спирали вьется ипомея —
Миловидный голубой вьюнок.
Вьется ипомея к солнцу, к свету,
Бодро колокольцами звенит,
Ничего плохого в этом нету,
Что она растенье-паразит.
Плохо то, когда заходит солнце,
Словно испугавшись темноты,
Свертываются все колокольцы,
Превращаются цветы в жгуты.
И ко мне явилась Ипомея —
Голубая женщина одна.
Мило побеседовал я с нею
И распил бутылочку вина.
Добродушно взял ее за плечи,
Выключил традиционно свет,
Но она свернулась: вечер — вечер!
Ипомея мне сказала: — Нет!
Флористы
Зачем художники-флористы
Отвергли тюбики и кисти,
А взяли на вооруженье
Цветы, и стебельки, и листья?
Анютины, к примеру, глазки,
Листы берез, что пожелтели,
Слабей, чем масляные краски,
И уступают акварели.
Однако дело тут не в цвете
И не в оттенках золотистых,
А в том, что пятьдесят столетий
Не ведали таких флористов!
А в том, что только в наши годы,
С машинами и гаражами,
Оторванные от природы,
По ней скучают горожане.