Ноги в реке,
плавники в песке,
горб верблюжий,
а хвост белужий.
Мяукал он кошки любой не хуже.
Так и не знает тамошний люд,
то ли он рыба, то ли верблюд.
Мы не успевали глядеть по сторонам.
Кто не попадался навстречу нам!
Прозрачный негр, премудрый болван
и даже карликовый великан.
Коты летали
около Талли,
лаяли бабочки, рыбы болтали,
прадеды были милыми карапузами,
льва кормили поджаренными арбузами,
а пальмовый лист черешок разевал,
с небесного луга малину рвал.
Кто-то доказывал очень длинно,
что это звезды, а не малина.
Мы с Талли даже и слушать не стали.
Мы с Талли еще и не то видали.
Все ясно: мир там иначе создан,
стихи мои вовсе в том не повинны,
что в Кверхногамии малина — звезды,
а звезды, наоборот, — малина.
Акул здесь гоняют пастись на луг.
Стрелы здесь возвращаются в лук.
Медведи щебечут "чик-чирик",
а "гав-гав" — это вовсе птичий язык.
А немой жираф в высокой траве
глаголет, стоя на голове.
Ну и жираф! Едва отыщешь
такую крошечку среди трав.
Жираф там вовсе не жирафище,
он там елеележираф.
Дома там стоят на земле чердаками,
сети полным-полны рыбаками,
с неба на землю леса растут,
моря-океаны в речки впадают,
а якоря за тучи кидают.
Летом здесь холод, зимою — зной,
черное светится белизной,
правое — слева, сладкое — кисло,
и перепутаны даже числа.
Мы сами сперва
не могли понять,
что пять — это два,
а два — это пять.
Десять да десять
только не двадцать —
ни счесть, ни взвесить,
ни разобраться.
Но вот как дошли мы до чтенья, письма
запуталась тут и Талли сама.
Гадали мы долго, гадали мы всяко,
что значит
рогилла,
рамтвай
и осбака.
Стоит запятая — с хобот слона,
с трудом на листе уместилась она.
Восклицательный знак пишут кверху точкой,
точка получается выше слов,
и чтоб эту точку поднять над строчкой,
влезать на стремянку учат ослов.
А вдоль тире, как по шоссе,
на кораблях путешествуют все.
Вот какой получается рассказ.
Вы с недоверием глядите на нас.
Мол, все это — "Любит — Оля — Женю
с мягким знаком".
Короче — враки. Не верьте вракам.
Нет, это не враки! Мы с Талли сами
видели все это
своими глазами.
Чудес на свете — не сосчитать!
Их только надо уметь увидать.
Мы с Талли летали
в страну Кверхногамию,
о ней рассказали
лишь чуточку самую,
а все остальное расскажем потом,
подробностей хватит на целый том.
Лишь бы читали вы
и хохотали.
Будьте здоровы,
привет вам от Талли!
Перевод А. Щербакова
1
Века, забыт и одинок,
как древний мамонт, спал песок.
Его безмолвных троп
и вех
давно не трогал
человек.
И лишь по вечерам над сумраком пустыни
случайный ястреб, закружив,
застынет.
И караван верблюдов под луной холодной,
мелодией дремотной
тишь баюкая,
поет:
«Спи, песчаная подруга,
спите, камень и гранит».
И по ветру тонким звуком
бубенец звенит.
То царь пустынь шагает, покоряя
бесплодный край — от края и до края.
2
Вдруг заступ засверкал, дробя оков тиски,
и заревели камни и пески:
«Кто он, дерзнувший
стальной рукой
встревожить наш
седой покой?!»
И рев и свист по дюнам поседелым,
и закипело дело:
«Ссыпайте гравий! Мамонт нем
зажат в бетонной западне!»
Вонзенный заступ глухо пел.
Песок ползучий свирепел.
3
К стенам лестница прямая
льнет со стоном.
Руки мечутся, вздымая
груз бидонов.
Весь в пыли, куда ни стань я —
стану твердо.
Бунтари, послы восстанья —
эти ведра.
Я сломил тебя, свободный
царь пустыни.
Принесешь цемент сегодня
также ты мне!
Чтоб унять шакалов стоны,
ветра вой,
силу цепкую бетона
ты удвой!
В испуге диком с высоты холмов
шакалы видят призраки домов.
4
Сыпучая масса
застыла, осев.
Песок опоясан
веселым шоссе.
Асфальтом распорот,
из дверей и ворот
построенный город
стремится вперед.
Шакалы умчались, тоскливо крича:
— О горе!..
И мамонты, вздрогнув, сгрудились, ворча:
— Хоть в море!..