Выбрать главу
Здравствуй, неизреченная благость предсмертных дней! —

приветствовал он свою недужную старость.

Впоследствии он неожиданно оправился, и в 1879 г., в апреле, в годовщину смерти президента Линкольна, прочитал о нём в Нью-Йорке, в одном из самых обширных театров, публичную лекцию с огромным успехом, а осенью уехал в Колорадо путешествовать по Скалистым горам, побывал на Ниагаре и в Канаде, но вскоре его здоровье ухудшилось, и последние годы жизни он провёл прикованный к инвалидному креслу.

Вокруг его кресла были в беспорядке разбросаны газетные вырезки, книги, корректуры, рукописи, журналы, брошюры, казавшиеся постороннему хламом. Помимо прочих друзей, ежедневно посещал его юный писатель Горэс Тробел, — для многочасовых бесед, которые тут же записывал. Впоследствии эти записи составили трехтомную книгу.

В 1890 г. Уолт Уитман купил себе на свои сбережения могилу неподалеку от Кемдена и заказал себе памятник — гранитный, на высоком холме — начертал на нём своё имя и стал терпеливо ждать, когда этот монумент пригодится. Но смерть не приходила к нему. Умирал он так же медленно, как жил. Его три раза разбивал паралич, но никак не мог одолеть.

Когда же, наконец, он скончался (26 марта 1892 г.), большие толпы пришли провожать его гроб. Священников не было, а просто один из его друзей прочитал над могилой отрывки из разных «священных» книг: из библии, корана, Конфуция, но больше всего из книги его самого, Уолта Уитмана.

Листья травы

Песня радостей

О, создать самую весёлую песню, Полную музыки — полную женщин, детей и мужчин, Полную повседневных работ — полную деревьев и зёрен!
О, если бы ей крики животных! Быстрота и равновесие рыб! О, если бы в ней капали капли дождя! О, если бы в ней сияло солнце и двигались волны!
О, радость моей души, — она вольная — она мчится, как молния! Нам мало всего шара земного или отдельной эпохи, У меня будут тысячи этих шаров и всё время.
О, радость машиниста! О, управлять паровозом! Слышать шипение пара, радостный крик паровоза и хохот бегущей машины! Врываться в далёкий простор, нестись без преград вперёд!
О, беззаботно блуждать по полям и нагорьям! Цветы и листья зауряднейшей сорной травы, мокрое, свежее молчание леса, Тонкий запах земли на заре, до полудня!
О, радости наездника или наездницы! Седло, галоп, прижимание тела к седлу, холодное журчание в волосах и в ушах.
О, радости пожарного! Я слышу тревогу в ночи, Я слышу набат и крики! Я бегу в стороне от толпы! Вид пламени счастливит меня до безумия.
О, радости борца-силача, что, как башня, стоит на арене, в превосходном здоровьи, спокойный, в сознании силы и жаждет схватиться с противником!
О, радость широкого и простого сочувствия, которое только человечья душа может изливать из себя таким ровным неиссякающим током!
О, радости матери! Оберегать, и терпеть, и великолепно любить, и страдать, и прилежно растить живое!
О, радость роста, увеличения, накопления сил, Радость умиротворения и ласки, радость согласья и лада!
О, вернуться туда, где родился, И ещё раз услышать, как щебечут на родине птицы, И ещё раз пойти по родному жилью и сбегать в поле, побывать на гумне, И еще раз прогуляться по саду, по его старым тропинкам.
О, расти в лагунах, заливах, бухтах или на берегу океана, И остаться там до конца моих дней, и жить, и работать там, Солёный и мокрый запах, берег, солёные травы в низкой воде отлива, Труд рыбаков, труд ловца угрей и собирателя устриц; Я прихожу с лопатой и граблями для ракушек, со мною моя острогá для угрей, Что? Уже отлив? Я иду по песчаной отмели и подхожу к собирателям устриц; Я смеюсь и работаю с ними, как молодой озорник; А зимою я беру мою вершу, я беру мою острогу и шагаю по льду залива, и при мне мой топорик, чтобы прорубать дыры во льду. Посмотрите на меня, как тепло я одет; я иду с удовольствием и к вечеру возвращаюсь домой. И со мною ватага товарищей, они молодцы, И подростки, и взрослые, им любо работать со мною и водиться со мною — больше, чем с другими людьми; Днём они работают со мною, а ночью они спят подле меня. А в жаркую пору, в лодке, поднимать корзины для ловли омаров, загружённые тяжелыми камнями (мне известны все поплавки), Как сладко майское утро, перед самым рассветом, когда я плыву к поплавкам И дёргаю бечеву вбок, и вынимаю корзины, и тёмнозелёные раки отчаянно угрожают клешнями, когда я беру их оттуда и сую в их клешни деревяжки, И объезжаю одно за другим все места, а потом гребу обратно, к берегу, И там кидаю их в кипящую воду, в котёл, и они кипят, покуда не станут багровыми.