Вместе со мною ты рос, со мною ты был мальчишкой.
С тобою я ел, с тобою спал, и вот твоё тело становится не
только твоим, и моё не только моим.
Проходя, ты даришь мне усладу твоих глаз, твоего лица,
твоего тела и за это берёшь мою бороду, руки и грудь,
Мне не оказать тебе ни единого слова, мне только думать
о тебе, когда я сижу одинокий, или ночью, когда
я, одинокий, проснусь,
Мне только ждать, я уверен, что снова у меня будет встреча
с тобой,
Мне только думать о том, как бы не утратить тебя.
Городская мертвецкая
У городской мертвецкой, у самых ворот,
Праздно бродя, пробираясь подальше от шума,
Я с любопытством замедлил шаги, потому что — вот
проститутка, брошенное жалкое тело,
Сюда принесли её труп, он лежит на мокром кирпичном
помосте, никто не пришёл за ним,
Святыня-женщина, женское тело, я вижу тело, я только на
него и гляжу.
На этот дом, когда-то богатый красою и страстью, ничего
другого я не вижу,
Промозглая тишина не смущает меня, ни вода, бегущая из
крана, ни трупный смрад,
Но этот дом, удивительный дом, этот изящный, красивый
развалина-дом,
Этот бессмертный дом, который больше, чем все наши
здания, какие когда-либо были построены,
Чем наш Капитолий, с белым куполом, увенчанным гордой
фигурой[21], или старинные соборы с воздетыми
к небу шпилями,
Этот маленький дом, который больше их всех, несчастный,
отчаянный дом,
Этот прекрасный и страшный развалина-дом, обитель души,
сам душа,
Никому не нужный, пренебрегаемый всеми, — прими же
дыхание губ задрожавших моих
И слезу одинокую, как поминки от меня, уходящего,
Ты, сокрушённый, разрушенный дом, — дом греха и безумия,
ты, мертвецкая страсти,
Дом жизни, недавно смеявшийся, шумный, но бедный дом
и тогда уже мёртвый,
Месяцы, годы звеневший, украшенный дом, но мёртвый,
мёртвый, мёртвый.
Испания в 1873–1874 гг.
Из мрака самых тяжких туч,
Из-под феодальных обломков, из-под груды королевских
скелетов,
Из-под старого европейского хлама, когда затих шутовской
маскарад,
Из-под развалин церквей и дворцов, из-за поповских
гробниц,
Вот оно глянуло вдруг свежее, светлое лицо Свободы,
знакомое бессмертное лицо.
Мы тебя не забыли, родная.
Ты скрывалась так долго? И тучи снова закроют тебя?
Всё же теперь ты явилась перед нами, мы уже знаем тебя,
Теперь уже нам нельзя сомневаться, мы видели тебя.
Ты там, ты ждёшь, чтобы пришло твоё время.
Бей! бей! барабан! — труби! труба! труби!
Бей! бей! барабан! — труби! труба! труби!
В окна, в двери ворвитесь, как беспощадная рать,
В величавую церковь, гоните молящихся
В школу, где учится школьник,
Не давайте покоя новобрачному, теперь не время
наслаждаться с женой,
Отнимите покой у спокойного фермера, что пашет поля и
жнёт,
Так бешено бьёт и гремит барабан, так звонко трубит
труба!
Бей! бей! барабан! — труби! труба! труби!
Над грохотом города, над уличным стуком колёс.
Что? постланы постели для спящих? пусть спящие не спят
в тех постелях!
Не торговать, торгаши, — прочь маклеров, спекулянтов,
или они не хотят перестать?
Будут ли говоруны говорить? и певец попытается петь?
И выступит в суде адвокат, чтобы изложить перед судьёй
своё дело?
Так громче же, чаще, барабанная дробь, кричи, надрывайся,
труба!
Бей! бей! барабан! — труби! труба! труби!
Не вступать в переговоры — не слушать увещаний,
Что вам за дело до трусливых, до просящих и хнычущих,
Пускай старик заклинает молодого,
Заглушите крик ребёнка и материнскую мольбу,
Пусть даже трупы сотрясутся, что лежат на грубых
скамьях, ожидая похорон,
Так страшен грозный барабан, так звонка труба!
вернуться
22
В 1873 г. испанский король Амедей был вынужден отречься от престола. Была провозглашена республика. Началась гражданская война. Во главе государства встал радикал Кастелар, талантливый учёный, блестящий оратор, человек выдающихся административных способностей. Он пытался установить республиканский режим, но в начале 1874 г. был свергнут реакционным парламентом. Наступившая после этого анархия привела к реставрации монархической власти — через несколько месяцев на престол Испании вступил Альфонс XII. Этот период междуцарствия имеет в виду Уолт Уитман, говоря о кратковременном явлении Свободы «из-под старого европейского хлама».