Одно время сближение творчества Льва Толстого с поэзией Уолта Уитмана вошло в обиход и в России. В 1892 г. один из петербургских журналов так и озаглавил свой некролог, посвящённый автору «Листьев травы»: «Американский Толстой»[76].
Конечно, подобные сближения бесплодны. Они основаны на мёртвом, схематическом понимании искусства. Столь различны художественные индивидуальности обоих писателей, что видеть в них каких-то близнецов могут лишь те отвлечённые люди, которые совершенно слепы к живой, конкретной поэтической форме.
Но крайне знаменательным остаётся тот факт, что Толстой ещё в эпоху «Крейцеровой сонаты» и «Плодов просвещения» с несомненной симпатией отнёсся к творчеству Уолта Уитмана и даже пытался пропагандировать его среди русских читателей.
Уитману были известны некоторые произведения Толстого. «В нём далеко не всё привлекает меня, — говорил он Горэсу Тробелу. — Многое даже отталкивает, например, его аскетизм. И всё же он — огромный человек, и путь его — верный путь».
Уитман и Маяковский
В истории русского символизма поэзия Уолта Уитмана сыграла весьма незначительную роль. Уолт Уитман не вошёл в ту плеяду западноевропейских и американских писателей, под воздействием которой «на рубеже двух столетий» находился русский символизм. Его нет среди таких первоначальных вдохновителей символистского искусства в России, как Эдгар По, Малларме, Ницше, Ибсен, Метерлинк, Эмиль Верхарн, Беклин, Бердсли и многие другие. Бальмонт начал писать о нём и переводить его слишком поздно, когда символизм вступал уже в пору упадка. Характерно, что ни в творчестве самого Бальмонта, ни в творчестве других символистов стиль и тематика Уитмана не отразились никак.
Другое дело — русский футуризм. Хотя в своих манифестах представители этого течения нигде не объявляли себя уитманистами, их писания, особенно в первый период их деятельности, носят явный отпечаток поэтики Уитмана.
Велемир Хлебников в начале своего литературного поприща находился под сильным влиянием американского «барда».
По словам Д. Козлова, поэт «очень любил слушать Уитмана по-английски, хотя и не вполне понимал английский язык»[77].
Поэма Хлебникова «Сад», помещённая в первом «Садке Судей» (1910), кажется типическим произведением автора «Листьев травы» в напоминает, главным образом, тот отрывок из «Песни о себе», который начинается словами: «Пространство и время» (раздел 33).
Уитман:
Хлебников:
Не только структура стиха, но и многие мысли «Сада» заимствованы Хлебниковым у автора «Листьев травы». Например, мысль о том, что «взгляд зверя больше значит, чем груды прочтённых книг», многократно повторялась в стихотворениях Уитмана. (Тем не менее необходимо признать, что образность «Сада» — чисто хлебниковская, выходящая за пределы поэтики Уитмана.)
В предисловии к сборнику стихотворений Велемира Хлебникова редактор книги Н. Л. Степанов указывает, что «языческое восприятие природы родственно пантеизму поэта американской демократии Уитмана, которого чрезвычайно высоко ценил Хлебников»[78].
Всю группу так называемых кубофутуристов сближала с Уитманом ненависть к общепринятой тривиальной эстетике, тяготение к «грубой», «неприглаженной» форме стиха.