Выбрать главу

И все же в этом сонном запустенье

Виднелись люди, смутные, как тени,

      Строй из бессчетных башмаков и глаз

      Пустых, пока не прозвучал приказ.

      Безликий голос — свыше — утверждал,

Что цель была оправданно-законной,

      Он цифры приводил и убеждал,

Жужжа над ухом мухой монотонной, —

Взбивая пыль, колонна за колонной

      Пошла вперед, пьянея от тирад,

      Оправдывавших путь в кромешный ад.

      Она глядит, как он ладит щит,

Надеясь узреть священный обряд,

      Пиршество и приношенье жертв,

В виде увитых цветами телят, —

      Но на слепящий глаза металл

Длань его не алтарь нанесла:

      В отсветах горна видит она

Другие сцены, иные дела…

      Колючей проволокой обнесен

Какой-то плац, где зубоскалят судьи,

      Стоит жара, потеет гарнизон,

Встав поудобнее, со всех сторон

На плац досужие глазеют люди,

      А там у трех столбов стоят, бледны,

      Три узника — они обречены.

      То, чем разумен мир и чем велик,

В чужих руках отныне находилось,

      Не ждало помощи в последний миг

И не надеялось на божью милость,

Но то, с каким усердием глумилась

      Толпа над унижением троих, —

      Еще до смерти умертвило их.

      Она глядит, как он ладит щит,

Надеясь атлетов узреть на нем,

      Гибких плясуний и плясунов,

Кружащих перед священным огнем, —

      Но на слепящий глаза металл

Легким мановеньем руки

      Он не пляшущих поместил,

А поле, где пляшут лишь сорняки…

      Оборвыш камнем запустил в птенца

И двинул дальше… То, что в мире этом

      Насилуют и могут два юнца

Прирезать старца, — не было секретом

Для сорванца, кому грозил кастетом

      Мир, где обещанному грош цена

      И помощь тем, кто немощен, смешна.

      Тонкогубый умелец Гефест

Вынес из кузни Ахиллов щит.

      Фетида, прекрасногрудая мать,

Руки к небу воздев, скорбит

      Над тем, что оружейник Гефест

Выковал сыну ее для войны:

      Многих сразит жестокий Ахилл,

Но дни его уже сочтены. 

НА ВЕЛИКОСВЕТСКОМ ПРИЕМЕ

Без рифм и ритма болтовня соседей,

Но каждый мнит, что он поэт в беседе.

В любой из тем, хотя и в разной мере,

Как бассо-остинато — недоверье.

Большие люди, взмокнув от снованья,

Дают понять в процессе узнаванья:

«Я вам не книга, чтоб во мне читали.

Я в полном здравии, а вы устали.

Хотите завести со мной беседу?

А вот возьму и тотчас же уеду…»

Мольба, призыв, чтобы тебя признали

И потеснились в этом тесном зале,

Где каждый, словно слон, свое трубя,

Глух, потому что слышит лишь себя. 

ВИЗИТ ФЛОТА

Мальчишки сходят с кораблей —

Одетый в форму средний класс,

Послушный кроткий строй.

Им комиксы всего милей,

А поиграть в бейсбол хоть час —

Важней, чем сотня Трой.

Им здесь не по себе — не как

В родной Америке, взгляни:

Чужой уклад вокруг,

Любой прохожий им чужак,

И здесь не Потому они,

А просто Если Вдруг.

Все шлюхи встали по местам,

Уже снует вокруг ребят

С наркотиками плут.

Все льнут к общественным скотам,

Но те не курят и не спят,

А беспрерывно пьют.

Вид кораблей ласкает глаз:

Безделье в бухте голубой

Их даже молодит.

Без человека, чей приказ

Навязывает им разбой,

Их человечен вид.

Как будто гений, над листом

Помедлив, выразил в момент

Чреду воздушных дум

В эскизе легком, но при том

Оправдывая каждый цент

Из миллионных сумм! 

ЧИСТАЯ ПОЭЗИЯ — ГРЯЗНАЯ ПОЭЗИЯ

Пой только о любви! А раз поешь,

Не забывай спасительную ложь

И на вопросы о любви в ответ

Не бормочи, как поп, ни да ни нет:

Когда бы Данте был в стихах монах,

Что было б толку в Дантовых стихах?

Будь тонким, занимательным и пряным,

Не верь провинциальным шарлатанам,

Что горлопанят, требуя от книг

Простых сюжетов и идей простых,

Как будто музы склонны к идиотам.

(Хороший лирик — друг плохим остротам.)

Допустим, Беатриче каждый раз

Приходит, опоздав на целый час,

И в ожиданье, сам себя томя,

Ты волен этот час считать двумя.

Но ты пиши: «Я ждал, я тосковал,

И каждый миг без милой представал —

Так-так, смотри, чтоб не остыла прыть! —