А вербы серебрятся, ждут —
За ними девочки идут.
Ломают ветки над прудом —
И каждая приносит в дом.
В домах, в полях — везде сейчас
Сердец желанья видит глаз.
Мое — сбылось бы… Мне нужна
В любви взаимность. Лишь она.
Перевод И. Поляковой-Севостьяновой
xii
Если снова толчея,
И народ возвеселился
В тех местах, где нынче я
Ненадолго поселился,
И в дому, где плоти пир,
Похоть с ненавистью правят, —
Пусть в дому, что пылен, сир,
Одного меня оставят.
Если люди те, что есть,
Позабыли тех, что были,
Значит, ненависть и честь
Люди тоже позабыли.
Кто есть кто у пар двоих,
Не гадай, застав их вместе:
Там всю ночь лежит жених
И не тянется к невесте.
Перевод Е. Фельдман
xiii
Когда мне было двадцать,
Мудрец сказал: «Смотри,
Раздай гинеи, фунты,
Но сердце — не дари.
Раздай рубины, жемчуг —
Пусть вольным будет ум».
Когда нам только двадцать,
Советы — лишний шум.
Когда мне было двадцать,
Мудрец сказал: «Гляди!
Отдать не сможешь даром
Ты сердца из груди.
Тебе расплатой станут
Печали и тоска…»
Мне — двадцать два. Я понял
Всю мудрость старика.
Перевод С. Шоргина
xiv
Нет легкости, чтоб душу
Всяк звать своею мог.
Не тороплюсь в дороге —
Ленив и одинок.
Ушла вся тяжесть в воду —
Молчать в том море мне…
Мои душа и сердце,
Бескрайний мир — на дне.
Безумен он безмерно:
Сквозь дня лазурный свет
Любому дарит душу,
Которой в теле нет!
Цветы не стали миррой.
Проходит день свой путь.
Вне вечности то сердце,
Покинувшее грудь.
По суетной дороге
Бреду я не спеша.
Дня судного в глубинах
Ждут сердце и душа.
Перевод И. Поляковой-Севостьяновой
xvi
Крапива пляшет на могиле,
А ветер — стыл.
Крапива пляшет на могиле
Того, кто сам себя убил.
Крапива пляшет, ветер в силе,
Луна в крови.
А человек лежит в могиле
Из-за любви.
Перевод М. Калинина
xviii
Я добродетелью блистал,
Когда любил я вас,
И в удивленье нарастал
Толпы хвалебный глас.
Не стали вы моей судьбой.
Прошел угар хмельной.
«Он снова стал самим собой!» —
Я слышу за спиной.
Перевод Е. Фельдмана
xviii
Когда я был в тебя влюблен,
Я чистый был и смелый;
Твердил народ со всех сторон,
Что я — как очумелый.
Теперь угас мой идеал,
Нет ничего былого,
И всюду говорят, что стал
Я сам собою снова.
Перевод Г. Бена
xix
Спортсмену, умирающему молодым
Когда ты выиграл забег,
Ты был нам богочеловек,
И, прославляя подвиг твой,
Мы все несли тебя домой.
Сейчас по этому пути
Тебя опять пришлось нести
Нам всем, скорбящим о больном,
Сквозь город в тот же самый дом.
Вовеки не вернешься ты
В поля, где слава — как цветы,
Которые сейчас цветут,
А завтра сникнут и умрут.
Твои глаза закрыты тьмой —
Они рекорд не видят твой.
Что крик болельщиков твоих,
Когда ты навсегда затих?
Уже не победишь ты тех,
Кто пережил былой успех
И славу вновь не обретут,
Хоть сами всё еще живут.
Так подними над головой
Величественный кубок свой,
Пока еще ты видишь свет
И не умолкло эхо лет.
Когда уйдешь ты в царство тьмы,
Все над тобой столпимся мы,
И не увянет твой венок,
Как вянет девичий цветок.
Перевод Г. Бена
xx
Люблю быть с небом тет-а-тет
Я наслажденья ради,
Но ничего на свете нет
Прекрасней водной глади.
Меня пленяет красота
Подлеска или луга,
Но свежесть их и чистота —
Дождей и рек заслуга.
На волны, быстрые как ртуть,
Смотрю я терпеливо.
И кажется: ещё чуть-чуть —
И сигану с обрыва,
Пока чудак, как я точь-в-точь,
Из тьмы, где рыбки зрятся,
Следит за мною и не прочь
Местами поменяться.
Перевод М. Калинина
xxi
Бридон Хилл
Над Бридоном в июне
Чист колокольный звон:
Объемлет оба графства,
Звучит со всех сторон —
Приносит счастье он.
Мы с ней воскресным утром
Здесь нежились в лугах,
Округой любовались,
Внимали пенью птах
Высоко в небесах.
Колокола звонили
До самых дальних сёл:
«Все в церковь, прихожане,
Молитвы час пришел».
Был сладок их глагол.
Я говорил любимой,
Пленен цветущим днем:
«О, свадебные звоны,
Под их мотив вдвоем
И мы во храм войдем».