Жаль, конечно, что нельзя «учесть» производимого этой выставкой впечатления. Мнение прессы, а также и частные письма, которые пришлось получить мне лично по поводу этой выставки, продукт впечатления, полученного профессионалом, т. е. в огромнейшем большинстве случаев человеком, чувство непосредственности которого заглушено всякими «знаниями», предвзятостью и невысказанной боязнью что-нибудь встретить непонятное, где крупный или мелкий багаж его теоретики окажется недостаточным. Но вот именно эти внимательно смотрящие люди, тихими голосами переговаривающиеся между собою или одиноко открывающие свою душу, — что чувствуют они?
Не мне как участнику и одному из основателей «Нового Художественного Общества Мюнхена» вступать в оценку его дебюта. Я ограничусь указанием на цели и стремления этого еще небольшого кружка, который несмотря на все нападки (а отчасти и благодаря им) стал, по-видимому, твердой ногой в Мюнхене, а, вероятно, также и во всей Германии, так как уже эта первая выставка охотно принята рядом средне- и северо-немецких городов, что и обеспечило ей турне до конца осени будущего года[109]. Импрессионизм (в соединении с peinture, особенно крепко осевший в Берлине); печальное упорство в изучении органичности и органического построения и, наконец, стремление к внешнему широкому декоратизму (наша «новая школа») — вот три элемента, из которых сложилась и в которых увязла бездушная «мюнхенская школа живописи». Композиция, ни к чему не стремящаяся, не вызванная никаким внутренним побуждением. Голые тела в пленэре без искания даже живописи. Лежащие на полуженщины пятками к зрителю, иногда со всклокоченной головою. Хлопающие крыльями гуси. Набеленные дамы на розовых фонах (серебро с розовым!). Скачущие из года в год через плетень красные охотники на пятнистых лошадях. Унылый звук толстой огромной трубы: Stuck, Stuck, Stuck! И наш новый и уже так надоевший нам тупой барабан: Putz, Putz, Putz![110]. Это искусство, эта наряженная под искусство, хорошо построенная, разукрашенная, мертвая, бесконечно мертвая кукла — вот чем заменили мюнхенские выставки живой, бьющийся, трепещущий, мечущийся дух!
«Мы исходим из той мысли, — говорится в циркуляре H. X. О. М., — что художник кроме впечатлений, получаемых от внешних явлений, непрерывно собирает в своем внутреннем мире переживания, что он хочет художественных форм, которые способны выразить взаимное действие и проникновение всех этих элементов, причем стремится освободить эти формы от всего случайного, чтобы сказать с особой силой только необходимое, т. е. он ищет того, что кратко называется художественным синтезом». В последнее время подобное стремление «замечается снова» и целью Общества является «объединение художеств во имя этой задачи»! Разумеется, несмотря на это заявление самого Общества, ему сейчас же было «поставлено на вид», что синтез — не есть нечто новое в искусстве. Какой страх перед новым! Подтвердить же этот принцип, высказать его снова, конечно, не только на словах, отвлечь глаз от смакования случайной игры красок и случайных прелестей форм, обратиться к почти засмеянному художественному содержанию, перевести центр тяжести с вопросов «как» (чисто технических) на вопрос «что» — такова хотя и не новая (и хорошо сейчас, что не новая), но нынче совсем особенно необходимая задача, взятая на себя — Новым Художественным Обществом.
Оставаясь объективным, я смело утверждаю, что созданная первой выставкой Общества атмосфера не похожа на обычный характер здешних выставок: поверхностного воздействия на глаз и щекотания (иногда нехорошего) нервов. Вся сила и все действие этой небольшой выставки в том и заключается, что каждый из ее участников не только знает, как сказать, но знает и что[111] сказать. Разные души — разные душевные звуки, а следовательно, и разные формы: разные гаммы красок, разные «ключи» строя, разный рисунок. И тем не менее все проникнуто общим стремлением — говорить от души к душе. Отсюда — большое, радостное единство выставки.
Нет надобности перечислять или хотя бы только объективно характеризировать отдельные произведения. Такая характеристика является в данном случае особенно служебной. Кроме того, быть может, еще этой зимой H. X. О. предстанет перед судом художников и публики Петербурга.