Продолжение истории рода при гибели отдельных поколений имеет очень важным последствием еще и то, что для каждого очередного поколения прошлое всякий раз предстает в новом свете.
Позднейшие поколения, особенно благодаря совершенствованию способов сохранения сведений о прошедшем, являются как бы зрителями в театре, на сцене которого развертывается более богатая, чем их собственная, жизнь и более яркая драма. Кроме того, неудержимый поток событий влечет поколения, по-видимому, случайно, то через более смутные и роковые, то через более светлые и легче переживаемые периоды. Для реального живого индивидуального восприятия это различие кажется не столь большим, как для исторического рассмотрения: не хватает многих точек отсчета, человек ежеминутно переживает лишь какую-то частицу истории, и настоящее. заявляя свои права, проносит его через все свои ухабы. Словно облако, образующееся из тумана, эпоха лишь при взгляде издалека обретает всесторонне очерченный облик. Мера воздействия прошлого на каждую эпоху выявляется только в свете воздействия этой эпохи на последующие. Наша современная культура, например, большей частью покоится на той противоположности, какую составляет по отношению к нам классическая древность. Нас затруднило и смутило бы требование указать, что осталось бы от современной культуры, если бы нам пришлось отказаться от всего принадлежащего античности. Если во всех исторических подробностях исследовать состояние народов древнего мира, то окажется, что они тоже не отвечают тому их образу, какой мы храним о них в душе. Что оказывает на нас могущественное воздействие, так это наше восприятие их, в котором мы исходим из направленности их возвышеннейших и чистейших порывов, улавливая больше дух, чем реальность их учреждений, оставляя без внимания их противоречия и не предъявляя им никаких требований, которые не были бы в согласии с составленным нами х> них представлением. Но такое восприятие их своеобразия объясняется вовсе не нашей прихотью. Древние дают нам на это право; мы не могли бы составить подобного представления ни о какой другой эпохе. Глубокое понимание существа античной культуры наделяет нас способностью подниматься до нее. Поскольку действительность у древних всегда со счастливой легкостью переходила в идею и фантазию и силою идеи и фантазии они оказывали на нее обратное воздействие, мы имеем право понимать их исключительно в этом свете. В самом деле, даже если действительность у них не всегда соответствовала идеалу, судя по духу, осеняющему их письменность, их произведения искусства и направление их деятельности, они все же очертили весь возможный для человечества круг свободного развития с совершенной чистотой, цельностью и гармоничностью и таким образом оставили после себя образ, воздействующий на нас идеально, как образец самой возвышенной и идеальной человеческой природы. Их преимущество перед нами, подобно преимуществу солнечного неба перед небом, затянутым облаками, кроется не столько в самом характере жизненных образов, сколько в дивном свете, озарявшем для них весь мир. Наоборот, у самих греков, сколь бы значительным ни могло быть влияние на них предшествовавших им народов, по-видимому, совершенно отсутствовал идеал, который озарял бы их извне.
Правда, они имели нечто подобное в гомеровской и примыкающей к ней поэзии. Как греки кажутся нам непостижимыми в своей самобытности и в побудительных причинах своего творчества, служа нам образцом для ревнивого подражания, источником множества духовных приобретений, так для них эпоха Гомера казалась темной и все же освещала им путь своим неповторимым искусством и его образами. Для римлян греки не стали чем-то подобным тому, чем они являются для нас. Римлянам они казались просто одной из современных наций, более образованной и обладающей более ранней литературой. Индия растворяется для нас в слишком туманной дали, чтобы можно было судить о ее предыстории. Она воздействовала на Запад — ибо такое воздействие не могло рассеяться бесследно, — по крайней мере в древнейшее время, не через самобытную форму творений своего духа, а, самое большее, через отдельные воззрения, изобретения, мифы, попавшие на Запад из Индии. В своей работе о языке кави (кн. I, с. 1–2) я имел случай подробнее коснуться этого различия в духовном влиянии народов друг на друга. Индийцам их собственная древность являлась, надс думать, примерно в таком же облике, в каком видели свою греки. Гораздо отчетливее, однако, преклонение перед древностью проявилось в Китае благодаря влиятельности и резкой отличительности произведений старого стиля и содержащихся в них философских учений.