Что касается медведя, то его, казалось, даже не сильно трогали простые удары мечом и стрелы из луков. Зато его удары резали не то что молодые деревья — металл. Металл, блин! Хотя, кроме суперострых когтей, ничего другого я у него не обнаружил.
Зато увидел, на что способны в этом мире люди. На моих глазах один из наёмников сделал пару взмахов мечом, ударив медведя в бок, после чего резко отпрыгнул на метра три (Три метра! ТРИ! Да я с места столько не прыгаю!), крутанулся на триста шестьдесят и послал широким взмахом линию, будто оставленную мечом. Та мгновенно отправилась в медведя, резанув по шкуре, откуда брызнула кровь. Это было точь-в-точь как то, что я видел у крабоскорпионов. След, будто оставленный мечом, который летел дальше.
Интересно, я могу выучиться так делать? Было бы довольно круто сидеть на диване, смотреть телевизор и с расстояния резать морковку в суп.
Такую технику использовал не он один. Практически у всех с мечей срывались подобные удары, если так можно их назвать, которые пролетали метра два-три, врезаясь в медведя. Хотя бить мечом напрямую они тоже не брезговали.
Так или иначе, даже просто имея прочную шкуру и острые когти, мишка благополучно задрал троих охранников. А я благодарил собственную осторожность, что не рискнул бежать в лес. Теперь было предельно понятно поведение охраны — зачем охранять людей, если в этом лесу убежать равнялось верной смерти?
Пришлось отмести вариант убежать в лес, иначе так могут и на зубочистки пустить.
Всё остальное время я коротал с Ки. Мы как-то даже… не знаю… ближе стали друг к другу? Жаль, что мелкая, а так глядишь… А так я испытывал к ней лишь чувство товарища по несчастью.
Когда мы ехали, она постоянно что-то весело болтала и даже учила играть в местные игры. Когда спали, если было холодно, пыталась забиться мне под бок.
Что касается меня, я пытался выучить хоть немного слов из их языка, но попытки были такими же пустыми, как и голова девчонки. Как пример, я показываю на дерево — она называет слово. Я второй раз показываю на дерево — она называет ну совершенно другое слово, а потом и вовсе начинает что-то там болтать.
Короче, пустое дело. Нужен кто-то посообразительней. Единственное, что мне удалось, так это научить её не называть меня Аналом.
А тем временем лес из жуткого плавно стал… обычным. Словно бог решил добавить немного света с этого момента. Если в том лесу ты смотрел в глубь, и она терялась в темноте, несмотря на день, то здесь всё выглядело просто и жизнерадостно.
Правда, и охрана вела здесь себя куда более внимательно. Пропало их пофигистическое поведение, и теперь я буквально чувствовал на себе взгляды. Особенно на себе. Мне казалось, что они даже не смотрят на других, а вот меня буквально пасут.
Большой узкоглазый брат следит за тобой…
Что удивительно, ко мне даже подходил какой-то мужик. Естественно, ускоглазый, с выбритым лбом, длинной косой и отъевшейся рожей. Предположу, что хозяин каравана. Он по-хозяйски осмотрел мои раны, после чего заставил выпить какую-то бурду. Чёт мне не очень хотелось пить то, что он мне дал, однако внутреннее предчувствие подсказывало, что они мне эту жидкость в противном случае вольют в жопу. Пришлось подчиниться.
В скором времени нам начали попадаться всевозможные деревушки на китайский манер, однако разглядеть мне их не удалось.
Перед тем, как мы выехали из леса, жирный азиат приказал вытащить меня из клетки. Вернее, меня не вытаскивали — открыли дверь, и я сам послушно вышел.
Я не страдал кретинизмом на последней стадии с воспалённой гордостью. Если не выйдешь ты, выволокут тебя, могут добавить пинков, что скажется плохо на здоровье. А потом будут знать, что ты мамкин революционер, и пристальнее за тобой наблюдать, ожидая подвоха. Куда проще показывать свою складную натуру, послушание и смирение, ожидая шанса или чуда. А лучше и того, и другого.
Я слова не успел сказать, когда вылез, как мне на глаза уже повязали повязку и накинули мешок.
— Фисомиторузитосимелитикори… — начал что-то втолковывать мне хозяин низким басом.
Судя по голосу, меня страстно предупреждали о чём-то, попутно затягивая на руках верёвки. Предположу, что причина, по которой прятали моё лицо — желание сохранить в тайне такой товар до торговой площади. Оу, аж гордость распирает, насколько я дорог.
Хотя не буду врать, это одновременно и печально.
Так что всё самое интересное проходило, как назло, мимо меня. Я слышал жизнь населённых пунктов, через которые мы проезжали. Слышал даже, как Ки кому-то там отвечала, но сам посмотреть на это не мог. Поэтому оставалось только представлять, как выглядят те места, где мы находимся.
С меня снимали маску только перед едой и туалетом, но всё остальное время весь мир для меня был потёмками.
Ровно до того момента, как мы не подъехали к городу.
Я проснулся от весёлого гама народа, который возрастал пропорционально тому, сколько мы проехали. Телега привычно подпрыгивала на кочках, заставляя окончательно встать, скрип колёс и вовсе терялся во всеобщем шуме. И чем дальше мы ехали, тем больше этого гама становилось. Вскоре мы выехали и вовсе на мостовую — я понял это по тому, как жёстко затряслась наша передвижная тюрьма.
Я слышал жизнь большого города во всей красе: выкрики торговцев, споры, ругань, смех, разговоры, галдёж детей, крики домашних животных. Слева от меня слышался бесперебойный стук копыт и грохот повозок, справа постоянно галдели люди. И чем глубже мы заезжали, тем громче и насыщеннее они становились.
Значит, это и есть крупный город…
В какой-то момент повозка остановилась, и меня буквально выволокли на улицу. Ноги сразу нащупали под собой холодный пыльный камень. Мгновение, и мне с головы сорвали повязку вместе с мешком, наконец позволяя осмотреться.
Ну как осмотреться: после долгой темноты солнечный свет резанул по глазам как нож, из-за чего я зажмурился. И не успел что-либо сделать, а мне уже освободили руки и по-деловому сорвали шину с руки, а следом и перевязку, после чего грубо затолкнули обратно, из-за чего я стукнулся голенью. Больно, мать вашу…
Когда глаза привыкли к солнечному свету, я наконец смог оценить место, куда нас привезли.
Настоящий китайский город. В смысле, китайский не потому, что из говна и палок сделан, а именно стиль китайский. Везде угадывались азиатские мотивы. Даже не зная, кто здесь живёт, я бы сразу сказал, что азиаты: китайцы, корейцы, японцы или вьетнамцы.
Правда, район явно был для не сильно богатых людей. В большинстве своём все дома были небольшими и выглядели пыльно. Но чем дальше мы проезжали, тем больше город преображался.
Он будто становился чище и светлее.
Дорога расширялась, позволяя уже разъехаться, как минимум, четырём повозкам. Вдоль неё выстраивались дома, выглядящие дороже своих предшественников: их стены становились чище, некоторые были из дерева, некоторые покрашены, причём нередко преобладал красный цвет. Можно сказать, они становились похожи на ту классику, которую остальные привыкли видеть. У некоторых домов появлялись небольшие участки.
Сами люди вокруг выглядели более ухожено, хотя здесь их было и больше. Многие бросали на нас взгляды, словно видели подобное не раз, однако стоило кому-нибудь заметить меня, как они останавливались, оборачивались на меня, разглядывая лицо.
Интересно, а здесь есть другие расы, кроме азиатов? Мои братишки широкоглазые? А то все так смотрят, будто в первый раз видят. Хотя если это город в глубине страны, даже если и есть здесь широкоглазые, для них это всё равно диковинка.
Надо сказать, я понял, как себя чувствуют те, кто популярен, когда выходит на люди. Чувствуешь себя вообще неуютно, что просто жесть. Хочется закопаться в землю или слиться с воздухом. Кажется, будто все тебя обсуждают за спиной, причём не обязательно нейтрально.
Теперь я понимал суть — хитрожопый торговец хотел пустить слух в городе, что у него есть необычный товар.
Мы же вскоре съехали с главной дороги на большую базарную площадь. Здесь азиатов была тьма и что самое страшное — ни одного с широкими глазами. Потому я стал практически сразу центром внимания.