- Значит, проводили до поезда? - весело переспросила она.
- Проводили. И весь караул на прощание откозырял...
Ей уже давно не было так легко. Хотелось то ли петь, то ли танцевать прямо в вагоне. Мурзик достал бутерброды, и она с удовольствием уплела сразу две штуки. Земекис, подождав, чтоб доела, показал смешной фокус на пальцах: видите теннисный шарик, сжимаю кулак, оп! - ладонь пустая. Марьяна рассказала подходящий к ситуации анекдот. Ползут три пьяных мужика по железнодорожным путям. Первый: Что-то ступеньки здесь чересчур крутые. Второй: А перила, наоборот, слишком низкие. Третий: Ничего, ребята, вон уже лифт едет... - Лариса без стеснения хохотала во весь голос. Ей безразлично было, что на неё оборачиваются. Вдруг подтянулась к окну знакомая до испуга станция: иссохший карьер, две серых башенки на здании из песчаника. Неужели Березово? Куда провалились целые полчаса? Боже мой! Она, как подброшенная, вскочила, хватаясь за воздух. Что?.. В какую сторону ближе?.. Где вещи?.. Георг, оказывается, уже держал на весу её сумку.
- Ничего-ничего, успеете. Еще не остановились...
Проводил до тамбура и, перегнувшись, поставил сумку рядом с вагоном. Поднял ладонь, прощально повел ею из стороны в сторону.
Неожиданно вспомнил:
- А телефон у вас, простите, имеется?
- Да-да, конечно... - торопливо сказала Лариса.
Правда, хватило ума дать ему рабочий номер, а не домашний. Стукнувшись резиновыми прокладками, сомкнулись двери. Электричка дернулась. Лариса тоже повела ладонью по воздуху. Ослепительными лепестками затрепетало по окнам солнце. Настроение у неё все равно было отличное.
И пока она шла к лагерю меж берез, оправдывающих название станции, и пока ждала Кухтика, который примчался, будто выстрелянный из рогатки, смешные шортики, лямки крест-накрест на голом теле, - и пока она вместе с ним гуляла по озеру, звенящему илистой тишиной, и пока Кухтик рассказывал про какого-то страхолюда, который прошлым вечером залетел к ним в спальню: Представляешь, крылища вот такие, и там, в морде, - зубы, а Гринчата, оба, как зафинтюлят по нему подушками!.. - и пока он с интересом расспрашивал, как там Тимоша, а Лариса обстоятельно отвечала, что Тимоша там ничего, окончательно обленился, дрыхнет целыми днями, минтай не ест, только хек, что это за кот такой ненормальный, - и пока сам Кухтик усердно сметал пироги и длинные ореховые конфеты, запивая все это "фантой", нагревшейся и шибающей газировкой, Лариса чувствовала все ту же необыкновенную легкость, которая охватила её ещё в электричке. Можно было оттолкнуться от берега - и воспарить над зеленой озерной ряской, можно было ступить на траву - и ни одна былинка не согнулась бы под её тяжестью, можно было беззвучно заскользить по лугам до самого горизонта. А уже вечером, дома, кутаясь от комаров в простыню, уминая подушку и спихивая пристраивающегося буквально нос в нос Тимофея, она вспомнила просыпанное меж скамеек печенье, клюквенный морс, выпуклые глаза Земекиса, умильного Мурзика, брошенные по смуглым плечам волосы яркой Марьяны, Георга, сжимающего ладонь в прощальном приветствии, - и вздохнула, сладко и медленно, погружаясь в умиротворяющую дремоту. Ей было жаль, что все так быстро закончилось...
Однако ничего, как выяснилось, не закончилось. Уже на следующий день Георг прямо с утра позвонил ей на работу, напомнил о вчерашнем знакомстве, как будто она могла так быстро его забыть, пригласил в кафе: немного посидим, выпьем по чашке кофе; и потом стал звонить чуть ли не ежедневно то опять-таки приглашал куда-нибудь, например, на просмотр фестивального фильма, то на выставку, то просто так, поболтать ни о чем три-четыре минуты. Девочки из редакции уже начали узнавать его голос. Звонко кричали, почти не отводя ото рта трубку: Эй, Ларка, твой приятель названивает. Подойдешь или соврать, что тебя нет?.. - Так у них в отделе принято было шутить. Даже Ребиндер, если в этот момент оказывалась у телефона, высоко поднимала брови, но сдерживалась и Ларису все-таки подзывала. Хотя, случалось, что могла рявкнуть под настроение: Прошу не занимать служебный телефон личными разговорами!.. - Что же до Серафимы, сидящей, кстати, ближе всех к аппарату, то на правах лучшей подруги она только что не залезала в наушник - прямо вся подавалась туда, когда Лариса брала трубку, лицо у неё вытягивалось, а уши начинали подергиваться, как у летучей мыши. Что она там вылавливала из кваканья, просачивающегося сквозь пластмассу? Тем более, что Георг, догадываясь, вероятно, о множестве любопытных ушей в конторе, долгих и слишком интимных разговоров не заводил, помнил о времени, укладывался действительно в три-четыре минуты: договориться о встрече, коротко пошутить, спросить, как дела, рассказать что-нибудь интересное.
Вежливость его просто не имела границ. Перед кафе, например, он предупредил её специально:
- Имейте в виду, что приглашение не накладывает на вас никаких обязательств. Это не тот случай, когда "кто её ужинает, тот её и танцует".
- Я понимаю, - немного смутившись, сказала Лариса.
А Георг посмотрел на неё сверху вниз и суховато заметил:
- Вообще-то говоря, сомневаюсь.
Впрочем, он тут же смягчил строгую менторскую интонацию.
- Не хотелось бы превращать наше знакомство в обыкновенный флирт. Когда двое встречаются, "танцуют" некоторое время вместе, а потом расходятся. Потому что встречались они именно для того, чтобы "потанцевать". Надеюсь, что у нас будет не так.
А после кафе, кстати, более похожего все-таки на дорогой ресторан знакомый хозяин, отдельный столик за выступом, образующим как бы ложу в театре, хрупкая орхидея, спиртовочка, чтобы поджаривать ломтики мяса, поймав такси и подвезя её к самому дому, между прочим даже не сделав попытки подняться наверх, он задержал Ларису и несколько развил эту тему: