голосованием в истории расы был назначен лидером всех вампиров, и занимал теперь это
место по единодушному согласию, а не по линии крови.
Так что пошел ты нахрен, сукин сын.
Стиснув руки в кулаки, Тор легко проигнорировал скрип его кожаных перчаток и
ощущение тесноты на костяшках пальцев. Он чувствовал лишь ненависть столь глубокую,
что походившую на смертельную болезнь.
Мойры посчитали целесообразным отнять троих у него самого и его близких:
Судьба украла у него его шеллан и ребенка, а потом забрала возлюбленную Треза. Хотите
поговорить о балансе во вселенной? Ладно. Он хотел своего равновесия, а оно воцарится
лишь тогда, когда он раздерет шею Кора и вырвет еще теплое сердце ублюдка из его груди.
Самое время источнику зла сойти со скамейки запасных, и именно он сравняет
гребаный счет.
И ожиданию пришел конец. Как бы он ни уважал своих братьев, он устал
придерживать лошадей. Сегодня у него печальная годовщина, и он собирался почтить
свою скорбь особенным подарочком.
Пора повеселиться.
2
Низкий прозрачный сосуд из стекла был таким чистым, таким лишенным мыльных
пятнышек, пыли и грязи, что его корпус одновременно был воздухом и водой в нем:
абсолютно невидимый.
https://vk.com/vmrosland
Наполовину полон, подумала Избранная Лейла. Или наполовину пуст?
Сидя на мягком стуле между двумя раковинами с золотой отделкой, перед зеркалом
в золоченой раме, отражающим глубокий сосуд перед ней, она смотрела на поверхность
жидкости. Граница между воздухом и жидкостью была вогнутой, вода едва заметно лизала
внутреннюю сторону стекла, будто наиболее амбициозные молекулы пытались отбросить
границы и сбежать.
Она уважала попытку, хоть и грустила из-за ее тщетности. Она хорошо знала,
каково это - желать свободы от места, в котором ты обитала не по своей вине.
Веками она была водой в стакане, невольно, лишь по праву рождения, вылитой в
роль служения Деве Летописеце. Вместе со своими сестрами она долго исполняла
священные обязанности Избранной в Святилище, поклоняясь матери расы, записывая
происходящие на земле события для последующих поколений вампиров, ожидая
назначения нового Праймэйла, чтобы оказаться оплодотворенной и дать жизнь новым
Избранным и Братьям.
Но теперь с этим было покончено.
Склонившись над сосудом, она более внимательно посмотрела на воду. Ее обучали
эросу, не летописанию, но она хорошо знала, как всматриваться в видящие чаши и быть
свидетелем истории. В Писчем Храме те Избранные, в чьи обязанности входило
записывание историй и родословных расы, час за часом сидели, наблюдая, как
разворачиваются перед ними рождения и смерти, любовь и браки, войны и мирные
времена, худые руки со священными перьями детально переносили все на пергамент,
следя за всем этим.
Для нее здесь больше не было картин. Не на земле.
А здесь, наверху, больше не осталось свидетелей.
Новый Праймэйл в итоге пришел. Но вместо того, чтобы лечь с кучей женщин и
продолжить программу размножения, введенную Девой Летописецей, он предпринял
беспрецедентный шаг и освободил их всех. Брат Черного Кинжала Фьюри нарушил
прогнившую, поломанную традицию, разрушил узы, и тем самым Избранные, которые
были изолированы с самого момента их запланированного рождения, получили свободу.
Больше не являясь живыми воплощениями суровых традиций, они стали личностями,
узнавали свои вкусы, делали первые шаги в земной реальности, ища и находя
предназначение, центром которого были они сами, а не служение.
Тем самым он положил начало гибели бессмертного.
Девы Летописецы больше не существовало.
Ее кровный сын, Брат Черного Кинжала Вишес, искал ее в Святилище и обнаружил
лишь ее отсутствие и последнее послание, написанное на ветру лишь для его глаз.
Она сказала, что имеет на примете преемника.
Никто не знал, кто это.
Откинувшись на спинку, Лейла осмотрела то, во что была одета. Это уже не
священное одеяние, в которое она облачалась все эти годы. Нет, эта одежда была из
местечка под названием Pottery Barn, и Куин купил ее буквально на прошлой неделе. В
преддверии наступающей холодной зимы он беспокоился о том, чтобы мать его детей
всегда была в тепле и окружена заботой.
Рука Лейлы опустилась к ее уже плоскому животу. После стольких месяцев
вынашивания в своем теле их дочери, Лирик, и их сына, Рэмпейджа, было одновременно
странно и знакомо не ощущать ничего в своей утробе...
Бормотание голосов, тихих и низких, проникло сквозь дверь, которую она закрыла.
Она пришла сюда из спальни, чтобы воспользоваться туалетом.
Она отключилась после того, как помыла руки.
Куин и Блэй, как обычно, были с малышами. Держали их. Ворковали над ними.
Каждый вечер ей приходилось готовить себя увидеть всю эту любовь, не между
ними и малышами... а между двумя мужчинами. Воистину, отцы проявляли потрясающую
https://vk.com/vmrosland
взаимную привязанность друг к другу, и хоть это было прекрасно, это излучение
заставляло ее еще сильнее чувствовать холодную пустоту собственного существования.
Смахнув слезу, она приказала себе собраться. Она не могла вернуться в спальню со
слишком яркими глазами, красным носом и разрумянившимися щеками. Сейчас у их
семьи из пятерых человек должно быть время радости. Сейчас, когда близнецы пережили
критическое положение после рождения, и Лейла тоже оправилась, все они наслаждались
облегчением, что все живы и здоровы.
Сейчас пришло время жить счастливой жизнью.
Вместо этого она все еще была печальной водой в невидимом стакане,
вздымающейся в попытках выбраться.
В этот раз, впрочем, она сама создала себе тюрьму, а не удача в генетической
лотерее.
Определение измены, по крайней мере, согласно словарю, звучало как "акт
предательства по отношению к кому-то или чему-то"...
В закрытую дверь тихо постучали.
- Лейла?
Она шмыгнула носом и включила один из кранов.
- Да-да!
Голос Блэя был тихим, как обычно.
- Ты там в порядке?
- О, вполне. Я решила немного поухаживать за кожей лица. Скоро выйду.
Она поднялась на ноги, нагнулась и сбрызнула щеки водой. Затем потерла лоб и
подбородок полотенцем для рук, чтобы румянец более ровно распределился по коже.
Затянув потуже пояс халата, она расправила плечи и направилась к двери, молясь, чтобы
ее самообладания хватило достаточно долго, чтобы выставить их на Последнюю Трапезу.
Но она получила отсрочку.
Когда она открыла дверь, Блэй и Куин даже не смотрели в ее сторону. Они
склонились над колыбелькой Лирик.
- ... глаза Лейлы, - сказал Блэй, протягивая руку и позволяя малышке схватиться за
его палец. - Определенно.
- И у нее точно волосы ее мамэн. Только посмотри на этот проступающий светлый
цвет.
Их любовь к малышам была ослепительной, она освещала их лица, согревала их
голоса, смягчала их движения так, что все их движения совершались с заботой. И все же
Лейла сосредоточилась не на этом.
Ее взгляд прильнул к широкой ладони Куина, поглаживавшей спину Блэя вверх-
вниз. Нежность их связи с обеих сторон была бессознательной, предложение и принятие
того, что казалось ничтожным и в то же время являлось самым значимым. И наблюдая это
с другого конца комнаты, она вынуждена была часто заморгать.
Иногда доброту и любовь так же сложно созерцать, как и насилие. Иногда смотреть
со стороны, наблюдать за двумя людьми на одной волне - это все равно что видеть сцену