Повинуясь приказу, Восьмой вошел в опутанную паутиной нишу, в которой лежал один из Думающих. По складками его белой кожи, под которой были видны потоки питательной жидкости, в этот момент бегали крохотные Чистильщики, удаляя грязь и подъедая поврежденные и отмирающие участки. Думающий был двуглазом, но не того вида, с которым воевал Восьмой. Думающий был стар, и его голова почти полностью вросла в тело, глаза атрофировались, ноги и руки чистильщики отъели еще много лет назад. Восьмой, мелко подрагивая, начал транслировать все что с ним произошло с тех пор, как он во главе двадцати воинов и с многочисленной свитой из кормильщиков и рабочих покинул логово и отправился выполнять приказ.
Те двуглазы, против которых был послан отряд, были новым видом. Видом, который в отличии от других, не встраивался в Содружество, не приживался у Королев. Некоторое время они были лишь еще одним видом случайной пищи, но очень скоро логова, граничащие с постоянно растущим ареалом обитания этого нового вида разумных, стали нести потери. Двуглазы, что жили на территории Содружества до этого, тоже случалось наносили урон различным логовам. Обычно, когда Содружества пополняло запасы Думающих. Но никогда до этого такой урон не был так разрушителен и систематичен. Злобные двуглазые тварюшки не только убивали и пожирали случайных рабочих и наблюдателей. Они атаковали логова и уносили запасы еды, отбивали галереи с плантациями, убивали воинов. Когда они убили первую Королеву, приграничные логова выделили отряды для уничтожения опасного вида. Но не преуспели.
— Милая, взбодри меня — донеслось из ниши — этот мерзкий паук мне тут интересные вещи рассказывает. И буди остальных.
Толстая кишка дернулась рядом с Восьмым. В других нишах началось шевеление. Послышались голоса.
Восьмой не понимал слов, и не обращал на них внимания. Он чувствовал себя в покое и безопасности рядом с Королевой. В самом сердце логова, под защитой гвардейцев и толщи прочного камня, он впал в состояние ступора, заменяющее паукам Содружества сон. Вокруг него шумели Думающие. Те, кто еще мог говорить, большинство же общались мыслью. Среди ползающих, бегающих и летающих гигантских пауков, самых разных расцветок, в темноте гигантской колонии полуразумных насекомых, слышалась речь. Гневные крики, уговоры, бессвязные вопли, размеренные монологи сливались в гвалт. Думающие спорили и соглашались друг с другом, часто говоря одновременно — странный симбиотический союз множества сознаний, располагающий памятью десятков существ, работал как одно целое.
Королева думала.
Это продолжалось довольно долго — мимо Восьмого в родильные камеры пронесли больше сотни яиц.
Наконец решение было принято. Королева мягким движением схватила Восьмого, и начала укутывать его в кокон из своей паутины. Восьмой, разумеется не сопротивлялся. А потом он почувствовал, как его медленно, почти нежно проткнули Королевским жалом. Восьмой крепко уснул.
Когда Восьмой снова начал сознавать окружающее, он вдруг понял, что его поле зрения сильно сузилось. Его дополнительные глаза почти не видят. Он подумал, что на них налипла грязь, и хотел почистить голову, но обнаружил что его тело потеряло половину лап, и теперь у него их осталось всего четыре. Да и те на редкость неуклюжие.
— Не отвлекайся. Продолжай проговаривать слова! — услышал он голос Думающего, и понял, что противоестественные звуки, что он до этого слышал только от Думающих, может издавать и он сам. И он издавал. И даже понимал их смысл.
— Помогите! Помогите мне кто-нибудь! Спасите меня! — проговаривал Восьмой под пристальным мысленным руководством Думающих. Думающие были не довольны результатом. Восьмой слышал мысленные команды:
— Нежнее! Мягче!
— Он как колесо скрипит!
— Может он просто пасть будет разевать, а для слов мы отдельного вырастим?
Восьмой не понимал, что от него хотят. Но, уловив секреции Королевы, удвоил усилия.
— Так уже лучше! Только быстрее!
— Мелодичнее, бледная ты тварь! У него что, там жало осталось?
— Почти рудиментарное, оно не должно мешать…
— Вырвать! Хотя нет, там же очаровывающий яд…
Восьмой растерялся от многоголосицы в своей голове, хотя растерянность в нем не была предусмотрена. Зато он обнаружил в себе странные изменения. Возможность и желание подыгрывать, подражать. Рабочие начали очищать его от кокона и остатков старой кожи. Восьмой старательно подражал Думающим, повторяя те же странные слова, смысл которых он знал, но не мог осознать.