Отчаяние затягивало меня, будто болото, – медленно, неумолимо. Я силилась что-то сказать и не могла подобрать слов. Но мне и не пришлось.
– Я знаю, почему ты идешь в лес, – тихо проговорил Тим. – Ты другая, не такая, как все здесь. Тебе не найти своего места среди них.
«И подле тебя тоже?»
Этот вопрос так и не сорвался с губ. Вместо него я обронила другой – мрачный, язвительный, колкий, как еж:
– Тоже считаешь меня ведьмой, место которой в лесу?
– А так важно, кем я тебя считаю?
Я постаралась не дрогнуть. Сердце забилось оглушающе громко, и его стук, казалось, заполонил все вокруг. Мир сузился до нас двоих – до меня и стоящего напротив Тима. Пока я судорожно делала вдох, чтобы восстановить равновесие, друг резким, неожиданным движением протянул мне руку. Я с непониманием посмотрела на его ладонь.
– Если ты ведьма, пусть так. Мы найдем твое место.
Я вскинула на Тима потрясенный взгляд.
– Мы?
Тим скупо улыбнулся.
– Куда ты, туда и я.
Я все еще не могла поверить. Так жаждала услышать именно эти слова, что, когда они прозвучали, растерялась. Напряжение, все это время сжимавшее мое нутро, ослабило звериную хватку и медленно, коготь за когтем, убрало лапу с груди. Я задышала часто и быстро, словно после бега, и несмело протянула руку в ответ. Кончики наших с Тимом пальцев легонько соприкоснулись, послав по телу волну дрожи.
– Пойдешь со мной к Бабе-Яге? – спросила я хрипло, потому что голос вдруг подвел. – В лес, в избушку на костях?
И замерла. Всей душой я жаждала обрести ясность. Плутать в утреннем тумане, пусть и принимающем красивые очертания, я не хотела.
Тим обхватил мою ладонь своей и порывисто притянул меня к себе. Охнув от неожиданности, я оказалась прижата к его груди. Вскинув голову, едва не ударилась о подбородок друга. Тим чуть склонился ко мне, и наши глаза оказались на одном уровне. Его пальцы снова ласково, едва касаясь, пробежали по моей щеке и задержались у уха, чтобы заправить за него одну из растрепанных прядок.
– К Бабе-Яге, к чудищу, да хоть к самой смерти: я последую за тобой повсюду.
Как завороженная, я глядела в его глаза цвета темного меда, растворялась в их глубине, где поблескивали янтарные искорки. Какое-то могучее чувство, делающее меня одновременно и сильной, и слабой, поднимающее над землей и бросающее с высоты на острые камни, объяло всю мою суть, напитало кровь, бегущую по венам, и вырвалось наружу прерывистым вдохом:
– Почему?
Казалось, одно это слово, словно брошенный чей-то смелой рукой камень, разбило все то, что мы бережно собирали весь этот разговор. Я почти услышала звон рассыпающегося хрусталя – красивого, хрупкого и диковинного, как те мгновения, что я только что потеряла. От досады прикусила язык, да так сильно, что едва не охнула.
Зачем, зачем я открыла рот? Что хотела заполучить, почти выклянчить таким постыдным образом?
Взгляд Тима потух. Улыбка медленно стекла с лица.
– Однажды узнаешь, – проговорил он и отступил назад. – Что ж, решено. Отправляемся в лес вместе.
В его движениях появилась привычная уверенность, в словах – спокойствие, но в воздухе осталась витать, как дым после потушенного костра, неловкость. Чтобы унять ее, сделать вид, что ничего не произошло, я ненароком спросила:
– Отец отпустит тебя? Не станет злиться?
Тим уже повернулся ко мне спиной, вопрос заставил его глянуть через плечо.
– Он рассвирепеет, но то уже неважно.
– Разве?
– Отец сказал, что, если я не женюсь на той, кого он выбрал, могу собирать котомку и идти на все четыре стороны. Ну вот я, считай, и делаю, как он велел.
Я остолбенела, а Тим зашагал в сторону конюшни. Уже отойдя от меня на приличное расстояние, он снова обернулся и вопросительно вскинул бровь. Я отмерла и последовала за ним, все еще крутя в голове его слова.
Значит ли, что Тим пошел со мной, просто потому, что ему и самому деваться некуда? Но ведь он мог отправиться в город, а не в лес – в таинственную и пугающую неизвестность, обитель всех страшных сказок.
– Может, и Бабы-Яги никакой нет, – пробормотала я. – Ее кто-нибудь видел?
– Слухов о ней много, едва ли хотя бы половина правдива, – ответил Тим, открывая засов. – Но она точно есть: много, слишком много говорят о старухе в избушке. Кому-то она помогла, кого-то прокляла. То здесь, то там шепчутся о ней и о той силе, которой она обладает.
Двери конюшни со скрипом распахнулись. Тим уверенно направился к стойлу, где дремал Ветерок.
– Возьмем коня. Отец все равно будет готов убить меня, когда узнает о том, что я сбежал. Так что хуже уже не сделаем.