Над головой прожужжал толстый полосатый шмель и устремился к цветущему у воды телорезу с белоснежными лепестками. Солнце на небе уже катилось к горизонту, из леса, раскинувшегося прямо за левым берегом, доносились голоса девушек, ушедших днем по ягоды и грибы. Лето подходило к концу, время приготовлений к зимней стуже заканчивалось.
Я подумала о матушке, о том, что ее солнцеворот завершился, и облизнула верхнюю губу, соленую от слез.
– Ты смелая, – с уважением протянул рыжий. – Редко встретишь такую девицу.
Я чуть пожала плечами.
– Говоришь так, будто я тебе нравлюсь.
– Может, и так.
Я покосилась на него и слегка отодвинулась. Он усмехнулся – совсем чуть-чуть, краешком тонких губ.
– Я жениха не ищу.
– А мне невеста ни к чему.
Где-то вдалеке раздался голос сердобольной соседки, обожавшей совать свой нос в чужие дела:
– Василиса! Ва-си-ли-са!
Я вздрогнула, быстро вытерла мокрое лицо и потерла исцарапанную щеку. Нужно возвращаться домой… Перед глазами снова возникла картина выбеленной печи с навсегда притихшей матушкой. Я громко сглотнула, но не заплакала. Слезы будто закончились.
– Значит, вот как тебя зовут?
Я обернулась, высматривая соседку. Ее мощный силуэт выделялся на фоне тонких берез.
– Да, только Васькой все кличут. Как кота.
Он снова усмехнулся. Уже более отчетливо. В темных глазах промелькнуло что-то и исчезло.
– Мне тоже не нравится мое имя.
– А тебя как нарекли?
Он поколебался и будто нехотя ответил:
– Иваном.
Я пробежала по нему быстрым взглядом. И пусть мысленно я уже ступила с соседкой на крыльцо и толкнула дверь избы, но все равно отметила, что на Ивана мой новый знакомый не походил. Дело даже не в рыжих волосах (отродясь у нас в деревне рыжих не было), а в том, как он смотрел, говорил. Чувствовалось в нем что-то чуждое, не наше.
Не Ванька он, словом.
Тот словно подслушал мои мысли.
– А ты бы как меня назвала?
– Василиса!!!
Я снова дернулась, растерянно оправила порванный сарафан, прикоснулась к груди, где покоилась куколка, и ненадолго задумалась.
– Не знаю.
– Скажи, что первое в голову взбредет.
Я нахмурилась. Он спросил настойчиво, даже требовательно, разве что за руку не дернул, чтобы привлечь мое внимание. И пусть мысли мои были заняты другим, я поняла, что не хочу огрызаться. Он мне понравился. Из-за рыжих ли волос, в которых вечернее солнце играло огненными всполохами, из-за темных ли глаз, глубоких и притягивающих к себе, а может, из-за уверенности, которой сочились его движения и слова.
– Ну?
В памяти всплыла старая колыбельная. Ее напевала перед сном матушка. Слова она почти глотала – скорее мурлыкала, чем пела, – но одно всегда звучало отчетливо. Я уже не узнаю, что оно значит. Так пусть хоть сейчас оно обретет для меня смысл.
Я медленно подняла взгляд от измятой травы под ногами.
– Тимор. Я бы так тебя назвала.
Если парень и смешался, то ненадолго. Уже тогда он умел скрывать эмоции. Разве что дернул щекой, и я впервые заметила, что скулы у него острые.
– Почему?
– Звучит чуждо, как иноземная ругань.
Он рассмеялся – негромко, но искренне. Ему понравился мой ответ.
– Пусть так. Можешь звать меня Тимом.
– Василиса!!!
Окрик соседки раздался совсем рядом. Времени на болтовню уже не оставалось.
– Хорошо, – торопливо сказала я и протянула ладонь. – Будем знакомы.
Он, не раздумывая, пожал мою руку. И, смотря мне в глаза, тихо ответил:
– Я рад нашей встрече.
Миг, всего лишь короткий миг, пока мы глядели друг на друга – неотрывно, почти не дыша, – я помню до сих пор. Словно время замерло, встало, как поломавшийся ткацкий станок, и сквозь кусок тонкого, развевающегося на ветру льняного полотна я увидела что-то другое – сплетение нитей, узор самой ткани, не внешний, а внутренний. Саму суть, скрытую от глаз. С моих губ слетел рваный вздох, я будто на мгновение что-то поняла, но тяжелая, грубая от бесконечной работы рука, легшая на мое плечо, вырвала из потока мыслей, слишком невесомых, как крылья бабочки, а потому почти неуловимых.
– Василиса, идем.
За спиной оказалась соседка. Она громко запричитала, спугнув птиц, клевавших ягоды рябины. Я позволила себя увести. Зашагала, часто оглядываясь, пока берег с рыжим парнишкой не исчез из виду.
– Ох, горе-то какое! Матери так рано лишиться. Совсем ты одна осталась, кровиночка! Отец, знамо дело, скоро новую жену в дом приведет.