— Там колодец, позади избы. И ведро в нем. — Сарик кивнул в сторону колодца, и мужик направился за водой. Остальные встали перед ним. Басовитый, наверное, был за главного, потому что первый начал знакомиться:
— Я — Павел. — И протянул старику рыхлую потную ладонь. Тот нехотя пожал ее и ответил:
— Дед Кузьма меня зовите.
— А по отчеству?
— Без отчества сойдет. Все так зовут. Кузьма, и все.
— А я — Даша, — заявила одна из девиц, та, что помиловиднее.
— Я — Люда, — добавила долговязая, улыбаясь во весь рот, отчего стала совсем безобразной. «Просто дочка бабы Яги, — подумал старик с усмешкой. — Интересно, чья это жена — сиплого или басовитого?» Сам он хоть и не женился, но с женским полом по молодости дела имел и к такой близко бы не подошел.
Вернулся сиплый с ведром воды. Протянул его уродливой, и старик понял, что это и есть его жена. Интересно, чем она ему приглянулась?
Вчетвером выпили не меньше половины ведра. Потом басовитый — тот, что назвался Павлом, — вытер рот тыльной стороной ладони и фыркнул:
— Невкусная у тебя вода. Тиной воняет. Да, Колян?
— Ага, — согласился сиплый.
— Другой нет, — буркнул старик.
— Это из-за болота, — вмешалась долговязая Люда. У нее и голос был неприятный — низкий и надтреснутый. Она вынула из кармана брюк пачку сигарет, выудила одну и, чиркнув зажигалкой, выпустила сизое облако дыма, от которого у старика защипало в глазах и запершило в горле. Он закашлялся.
— Ой, извините! — Она замахала рукой, разгоняя пелену, повисшую в воздухе между ними. «Что за гадость у нее в сигаретах? — удивился дед. Как такое курить можно?» Другое дело — самосад. Терпкий, душистый. Раньше-то он тоже подымить любил. Самосад в соседнем селе очень хороший продавали. Вспомнилось, как с другими деревенскими мальчишками в лесу курили тайком корявые рассыпающиеся самокрутки. Да, давно дело было. И жизнь тогда была совсем другая. Жизнь просто была, не то что теперь.
— Эй, батя, то есть дед Кузьма! А где тут остановиться можно? Неохота в палатке ютиться. Знаешь, кто может в избу пустить недорого? — спросил Павел, тоже закурив. Дышать совсем невмоготу стало. Старик еле выдавил, кашляя:
— Теперь все избы бесплатно. Выбирайте, какая больше понравится. Где крыша не провалена и окна целы. Все теперь свободны.
— Это как? — удивился тот.
— Да не живет никто в деревне, пустая она. Я один остался.
— Во дела! — Павел присвистнул. — А куда ж все подевались?
— Да кто уехал, кто помер. — Старик неопределенно взмахнул рукой.
— А как же вы один-то? — участливо поинтересовалась миловидная Даша. Вежливая. На «вы» обратилась. — Вдруг случится что, и помочь некому. Сюда и «скорая помощь» не приедет: дороги совсем нет. Переселились бы в село соседнее.
— Кому я там нужен? — ответил старик, не скрывая раздражения. Любопытные туристы ему уже порядком надоели. — Мне и здесь хорошо. Живу, годам счет потерял, и ничего никогда не случается. Каждый день одинаковый. Только времена года меняются.
— Одно слово — абориген, — произнес Колян и расхохотался. — Ну, молодец ты, батя, молодец! Крепкий, видать! Года тебя не берут. Ладно, спасибо за водопой! Пошли мы, посмотрим, где тут обосноваться можно.
— А зачем вы пожаловали-то? — спросил старик, спохватившись. Будто бы не знал! Ясно было, зачем. Спросил лишь для вида.
— Туристы мы. Отдых любим экстремальный. На природе, — ответил Колян и подмигнул остальным. — Точно я говорю?
Те заулыбались, закивали, а Павел добавил:
— Тесно в городах. Бетон и асфальт. Простора хочется. Зелени.
— Тут этого вдоволь, — кивнул старик и подумал: «Вот заливают! Природный отдых им нужен, как бы не так! Сокровища Кучумовские искать приперлись». Видал он таких. Они не первые. Приходят и рыскают, рыскают по лесам. Роют, металлоискателями землю щупают, а находят лишь смерть свою. И эти тоже не жильцы. День-другой, может, неделя, и все. Так всегда было и всегда будет. Сгинут, как все. Жаль только лес: нагадят ведь так, что месяц целый за ними убирать придется. В прошлый раз окурки и консервные банки повсюду валялись. А шума от них сколько! Одна головная боль, в общем. Ну, да ничего не поделаешь. Старик смотрел на их удаляющиеся спины, гадая, чей черед придет первым.
Четверо чужаков шагали меж двух рядов деревенских изб по единственной улице, заросшей бурьяном, и озирались. Наверное, уже почувствовали присутствие зла, хотя и не поняли, отчего им страшно стало. Наверное, и на одну ночь не остались бы, если б не клад. Вон лица как вытянулись, а глаза тревожно забегали! Боятся. Но не уйдут. Никто еще ни разу не ушел, и эти никуда не денутся. Нежить за зиму оголодала. В нынешнем году это первая партия. До осени еще много таких сюда явится. «Однако, пора», — подумал старик, глядя, как чужаки заходят в выбранную избу, пятую от края. Пусть пока устраиваются, отдыхают. А ему надо в село, на почту. Пенсию получить да письмецо новое отправить. До вечера успеет обернуться. Вечером-то самое интересное начнется.