— А что фамилию внука-то не написали? — Она ткнула в пустую строчку лакированным ногтем. — А?
— Не помню я его фамилию. Забыл. Дочь замуж вышла, а фамилия до того заковыристая, что никак выучить не могу: не то Жульников, не то Журиков.
— Как же так? Письмо потеряться может. И улица неправильная, и фамилии нет, — тарахтела желтокудрая, никак не желая отстать.
— Ничего, мне не трудно, еще напишу, — ответил старик и послал ей гневный взгляд. До нее наконец-то дошло. Она сникла, отложила конверт, пожала пухлым плечом и вяло произнесла:
— Да пишите сколько угодно! Может, вам ответы вообще не нужны… Мне-то какое дело!
«Вот так-то лучше! — подумал старик. — И правда, не ее дело. Нечего вопросы дурацкие задавать. Пусть письмо отправит, а кому оно предназначено, ее не касается». Не прощаясь, повернулся и ушел с почты. Почувствовал, как обе уставились на него через окно. «Нет, ты видела его рожу? Пугало огородное краше… А глаза его какие… Жуть… Как у мертвяка… Холодные и пустые!» — это шептала желтокудрая. Старик не видел, но знал, что ее потные от жары подмышки вспотели еще сильнее, и на белой рубашке выступили темные круги, а кожа покрылась мурашками, будто от холода. «Зачем ты смотрела ему в глаза? Говорят же, что нельзя… Все это знают… Теперь по ночам будет тебе в кошмарах сниться. Так и помереть во сне можно. Кондрашка хватит, и не проснешься», — отвечала черноволосая. Ей вдруг нестерпимо захотелось в туалет. «Не каркай!» — испугалась желтокудрая.
«Правильно испугалась», — подумал старик, направляясь в охотничий магазин за патронами. Он знал, что тетки с почты обязательно откроют и прочтут его письмо. Пусть. Они все равно ничего не поймут, потому что тупые. Посмеются, запечатают обратно и отправят по адресу. Он не видел, что как раз в этот момент желтокудрая разворачивала сложенный вчетверо листок, пожелтевший до горчичного цвета, — тот, что вырван был из старой школьной тетради, которая была всего на десять лет моложе старика. От любопытства и волнения тетка закусила нижнюю губу. Когда открылись кривые буквы текста, начала читать вслух:
— «Здравствуй внучек! Давно не видел тебя, очень скучаю. Приезжай скорее, ведь наступило лето. Ясно. Зной. Невмоготу. Аритмия. Юность где? Давно еле корячусь. Лечусь атварами». — На этом месте она рассмеялась: — Неграмотный, пишет «атварами», а надо «отварами». Ну-ка, что там дальше? «Думаю когда уже что ли умру. Маленько асталось», — фыркнула и повторила последнее слово. — «Асталось»! Мог уж попросить кого-нибудь на ошибки проверить.
— Думаешь, внук читать будет? — усмехнулась черноволосая. — Видишь, сколько писем старик отправил, а ни одного ответа ни разу не пришло. Забыли его давно родственнички.
— А мне его не жалко. Я б такого деда тоже забыла. Рожа, как из фильма ужасов, грязный весь, тиной воняет, а глаза злые-презлые.
— Ладно тебе. — Черноволосая забрала у желтокудрой листок и аккуратно сложила его обратно в конверт. — Хоть и страшный, а тоже человек. Жалуется, что здоровья нет. Наверное, чувствует, что помрет скоро, хочет внука повидать.
— Да он уж который год чувствует! — возразила та с презрением в голосе. — Я все его письма читала. Ты тогда еще здесь не работала. То же самое было написано. Всегда пишет одно и то же. Наверное, слов других не знает.
— Все равно. Жалко его. Живет один-одинешенек в страшном дремучем лесу у болота.
— А кто ему виноват? Мог бы в наше село перебраться, — возразила желтокудрая.
— И на какие шиши он избу выстроит? Это ж деньги надо платить. Бесплатно никто надрываться не станет.
— Ну, к властям бы обратился. Вон, в администрацию, к Петру Василичу.
— Да, Петр Василич сидит и ждет, когда ж к нему дед Кузьма за помощью явится! Дура ты!
— Сама ты дура!
— И письма чужие читать некрасиво.
— Еще у тебя спрашивать стану!
Потом до конца дня женщины будут дуться и демонстративно молчать, но на другой день снова начнут распивать вместе утренний кофе и сплетничать о своих мужьях-козлах и о соседях-идиотах. И хотя это еще не произошло, старик знал, что так будет, как если б увидел своими глазами.
Продавец в магазине тоже был любопытный.
— Дед Кузьма, а чего вы собаку не заведете? Какая без нее охота? У меня Найда как раз ощенилась. Возьмите одного. Даром отдам.
— Не возьму, — отмахнулся старик. — Помру вдруг, а пес на кого останется? Привык один. Сам справляюсь.
— Кто ж вам дичь приносит?
Он не ответил. Вопросы, одни вопросы. Как же они ему надоели! Отсчитал требуемую сумму, забрал патроны и молча вышел из лавки. Продавец, рыжий бородатый мужик, озадаченно смотрел ему вслед. Старик знал, что тот думал, глядя ему в спину. «Ага, охотится он, как же! Упыри в еде не нуждаются. Нечисть он самая что ни на есть. К душам людским подбирается». Смотри-ка, чувствует его, стариковское, темное нутро. Все они чувствуют, так же, как собаки чувствуют волка. Или чужака.