Папа мрачно смотрел на дедушку…
Из-под арки "Славянского базара" выехал грузовик-фургон, привозивший продукты для ресторана. Поколебавшись, Фелицын решил зайти во двор. Перешел между машинами на ту сторону, зачерпнув в луже полный ботинок холодной воды. Снег облепил его шапку, пальто. Глаза его были грустны. Снег налипал на стены домов, на машины, на прохожих, бесконечной чередой идущих в сторону ГУМа.
Слева от арки двора был широкий парадный подъезд, который в детстве Фелицын называл просто "парадное".
— Пойдем через парадное!
Двери застеклены, в глубине виднеется коридор. Нужно дойти по нему до конца, до лестницы, спуститься на первый этаж, а там — лестница в подвал.
Фелицын остановился у парадного и недоуменно прочел черную вывеску: "Редакция газеты "Лесная промышленность". Было чему подивиться — в "Славянском базаре", на центральной улице Москвы, где ни единого деревца — "Лесная промышленность"! А почему не "Тихоокеанский вестник"? С какой стати эта "Лесная промышленность" забралась к самому Кремлю? Может быть, последние елки спиливать?! Кто, когда, у кого спрашивал, чтобы эту "Лесную промышленность" здесь, в "Славянском базаре", размещать? Нет, у москвичей не спрашивают. Делают втихаря. Представляете, "Лесная промышленность" на Никольской! Вдумайтесь только в это язвительное название — "Лесная промышленность"! Не "Московская жизнь", не "Архивная газета", не "Русская старина", а какая-то "Лесная промышленность"!
Дерзко.
Да ей место не ближе чем за 101 км от Москвы, и то от кольцевой автодороги, а не от "Славянского базара"! Место ей в лесу, где звенят пилы и стучат топоры…
Вообще занятные названия можно встретить в центре — каких там только нет! И все рвутся ближе к древностям, к истории, чтобы… эту историю затоптать. Походите по нашему славному центру, почитайте таблички. Уверяю, получите истинное удовольствие! Так думал Фелицын, унимая в душе негодование на "Лесную промышленность".
Он вошел под арку, и сразу стало тихо. Справа — дверь в парикмахерскую, в которой все свое детство стригся Игорь. В подворотне снега не было, крутой спуск во двор был сух.
Еще от ворот Фелицын увидел воздушный двухэтажный переход из левого корпуса в правый, под ним — спуск в подвал. Дверь туда была открыта, из подвала вышли два человека с какими-то толстыми папками в руках. Фелицын, чтобы не привлекать к себе внимание, сделал вид, что идет в маленький двор, который располагался слева. Миновав арку, Фелицын увидел серые ворота во двор архивного института, посмотрел направо, на окна первого этажа. Одно окно привлекло его особое внимание. Здесь когда-то жила Нана.
Сейчас в окне был свет и никаких занавесок. Свет резкий, дневной. В комнате стояли полированные канцелярские шкафы и ходил человек в сером костюме — наверно, "лесник". И так странно было видеть этого строгого человека, разгуливающего запросто по комнате, где жила Нана, что Фелицыну хотелось крикнуть, чтобы он убирался поближе к своей промышленности. Человек заметил Фелицына, остановился. Фелицын отвел взгляд, сгорбил спину и вышел в большой двор.
Там никого не было. Фелицын подошел к подвальным окнам, едва выглядывающим из глубоких ям, на которых лежали решетки. Лишь на угловой яме решетки не было. Однажды ночью кто-то утащил великолепную чугунную с завитками решетку, еще в то время, когда эта яма была Игоревой. Комната Фелицына. А у Аристарха Ивановича решетка сохранилась, потому что он сразу же после войны зацементировал ее, предвидя хищение.
Как они жили! Как они могли жить в этой чудовищной яме, в этом подземелье, куда и просто спуститься сейчас было боязно! Ниже покойников жили, на трехметровой глубине! Стены сырели, выступали капли, струйками стекали на пол, краска отваливалась пластами, клопы пешком ходили по полу из комнаты в комнату, клопы — мужественные насекомые — переносили дустовые атаки. Наверно, они этот дуст ели!