Они, как птицы, распластав руки, летели, а над ними, стрекоча мотором, кувыркался тяжелый "ИЖ". Мотоцикл убил Щипанцева. Двое других отделались синяками и ссадинами.
Хоронили Щипанцева долго и нудно. Носили гроб по селу, пили водку несколько дней и говорили, что Щипанцев был хорошим человеком. Василий с Быловым сварили в развалюхе-мастерской обелиск из листов железа, содранных с комбайна, выкрасили краской серебрянкой и покатили на тачке к кладбищу. Там они поминали покойника целый день, безразлично глядя на поля и далекий голубой лес, на речку и кучевые облака, и пели:
Когда я на почте служил ямщиком,
Был молод, имел я силенку
И крепко же, братцы, в селенье одном
Любил я в ту пору девчонку…
После этих поминок с Быловым случился удар и его на лошади отвезли в больницу в город.
Старик с крючковатым носом ходил по пыльной дороге и, встретив Игоря, грозя, говорил, чтобы он убирался в свой "вонючий город". Игорь не понимал, почему так говорит старик, от которого шел неприятный запах вместе с винным перегаром.
Антонина Васильевна уводила Игоря с глаз долой на реку, садилась на бережку и вязала. На реке было хорошо. Потому что была голая природа, без глумителей-людей и их мрачных построек. На реке Игорь видел выдру.
Еще Игорь любил убегать на край деревни в сарай к Ивану Матвеевичу, двоюродному брату бабушки. В просторном полутемном сарае в глубине своей усадьбы Иван Матвеевич пропадал целыми днями, ни с кем не общался и водку не пил. Поэтому все в деревне называли его придурковатым.
Он вырезал узорные, каких не сыщешь, наличники, делал разные мелкие вещи: ложки, чашки, солонки, матрешек. В сарае пахло столярным клеем, машинным маслом, дегтем, обработанным деревом. В короткие перекуры Иван Матвеевич садился на чурбачок у входа и долгим взглядом смотрел на заросший, тенистый сад. Игорь присаживался рядом на ступеньку и думал, почему Ивана Матвеевича называют придурковатым, ведь он совсем не такой и даже — умный.
Иван Матвеевич почесывал густые, нависавшие на глаза черные брови. И брови, и щеки, и подбородок, и нос были тяжелы, грубы, взятые в отдельности, но, в общем, соединяясь, они придавали лицу мягкое, даже добродушное выражение. Иван Матвеевич затаптывал сапогом окурок, оживлялся, говорил:
— Смотри сюда…
Игорь смотрел на сапог, но спохватывался, понимая, что это плотничья присказка и что смотреть никуда не надо.
— Смотри сюда, — повторял Иван Матвеевич и загибал короткие пальцы. — Ручки выточил, доски уж острогал. Так. Ну, колесико тоже из дерева будет… Ты делай, я тебе помогу…
Через несколько дней приехал папа с братом Константином, которого взял из больницы, где тот лежал с дизентерией.
Дмитрий Павлович сразу же начинал трудиться. Его поражало то. что, кроме картошки, в деревне ничего не сажали. Говорили: "У нас ничо не растет". Дмитрий Павлович построил парник и посадил огурцы. Когда они проклюнулись, бабушка сказала с какой-то ненавистью, что все равно погибнут.
— Больно грамотны тама у городе… Мы тута кажно лето знам какое, — бубнила себе под нос бабушка и неизменно добавляла: — Все равно погибнут!
А Костик, которому уже было пять лет (то было в 1958 году), сказал:
— Я их засисю!
Но не защитил, потому что однажды ночью кто-то изрубил парник и побил стекла. Дмитрий Павлович вздохнул и принялся мостить дорожку у избы. В дождливую погоду по деревне нельзя было пройти. Дмитрий Павлович купил у председателя за две бутылки водки кирпичей и выложил ими площадку и дорожку.
Потом, когда у Дмитрия Павловича кончился отпуск и он уехал, Василий с остервенением выковыривал кирпичи, грузил их в машину Былова и, отвезя куда-то, продал, а деньги пропил с покупателем.
Наконец прибежали за Василием и сказали, что нужно идти на работу. Это когда еще Дмитрий Павлович гостил. Василий лениво поднял с каменного моста железные когти, пояс с цепью и сумку с инструментами. Дмитрий Павлович деликатно сказал:
— А я хотел с тобой на рыбалку сходить. Ты мне обещал бочажок один показать.
Глаза Василия вспыхнули. Он с радостью бросил амуницию под лавку. Позови Василия на Марс, он так же бросит свой инвентарь и полетит, лишь бы не работать.
Бабушка обнимала Игоря, крестила и говорила, что ей его жалко. Почему?
Потом электрические провода, в том же 1958 году, к концу лета, дотянули до деревни. Василий лазал по столбам, но разводку к домам не делал. Сидел на завалинке и ждал, когда придут приглашать.