Антонина Васильевна говорила:
— Ты, Игорек, судишь строго. У людей не было никаких прав. Денег им не платили, взять было неоткуда. Мой отец погиб на фронте. В войну я не знаю, что бы мы делали, если б не деревня. С Верой здесь и выжили.
Наверное, мама права.
То была еще не жизнь, а выживание!
Теперь той избы нет. Прадедушка и бабушка в могиле, во сырой земле.
Василий уехал с женой в Сибирь.
Там работает машинистом на железной дороге.
Сыновья его тоже работают.
Тот, что был с незавязанной пуповиной (потом ему сделали операцию), работает токарем в железнодорожном депо, другой — сцепщиком вагонов. Сестры повыходили замуж и живут в райгородке. Работают на химкомбинате, получают за вредность молоко.
У сестер свои дети-старшеклассники…
А все-таки изба запала в память, и иногда Фелицыну хочется вернуться в нее ребенком, когда все воспринимается как есть, без всяких оценок, и посидеть на лавке под иконой.
XIX
После того как не стало удава, Аристарх Иванович придумал номер с собаками. Целая свора этих собак появилась у них с Евгенией Ивановной. Маленькие, коротконогие, лохматые, они клубком выкатывали в подвальный коридор из комнаты и, обгоняя друг друга, мчались к лестнице. Черные, рыжие, белые, серые — всех мастей, они на мгновение наполняли подвал таким визгливым лаем, что казалось, в подвале живут одни собаки…
Продолжал работать с Евгенией Ивановной зеленый большой говорящий попугай. Утром и вечером Евгения Ивановна выносила попугая в коридор "проветрить крылья". Евгения Ивановна была облачена в длинный шелковый халат, расшитый золотыми цветами и павлинами. От нее всегда пахло дорогими духами. Благодаря косметике, лицо ее казалось молодым, хотя это была женщина в годах. Выдавали руки — сухие, с вздутыми синими венами. Наманикюренные ногти были длинны и напоминали алые копья. Говорила Евгения Ивановна басом.
Попугай сидел на руке, чистил горбатым черным клювом зеленые перья и при этом издавал звук: "рэр-рэр-рэр". Евгения Ивановна поднимала руку вверх, попугай замирал, выпрямлялся и, когда рука опускалась, распахивал широкие крылья, с испода белесоватые, и хлопал ими.
Завидев идущую Дарью с помойным ведром, Евгения Ивановна делала шаг к двери, а попугай кричал: "Дарррья пррроходи!" Дарья терялась, подозревая в Евгении Ивановне черную силу, и про себя думала, чтоб скорее она околела вместе со своими гадами. Особенно Дарья пугалась собак. Когда они выскакивали. заставая Дарью в коридоре, она стояла столбом с зашедшимся сердцем, а собаки тучей омывали ее со всех сторон. Некоторые ухитрялись проскакивать между ног. После этого Дарья с полчаса не могла восстановить ритм дыхания и была бледна, как лебедушка.
Изредка гуляние с собаками доверяли Игорю. Тогда он сам, высунув язык, походил на собаку, носился из заднего в маленький двор, стараясь опережать четвероногих. Но те задавали такого стрекача, что своими прижатыми к голове ушами, вытянутыми телами походили на летящие артиллерийские снаряды. Обогнав Игоря, собаки сбавляли ход, оглядывались шельмовато, и Игорю казалось, что они улыбаются. Подпустив его к себе, они вновь срывались с места, причем от резвого старта у иных пробуксовывали ноги по асфальту, слышался скрежет когтей: шак-шэрк-ша.
Но вдруг Игорь вспоминал магическое слово. "Сидеть!" — и все лохматики мгновенно замирали и комично плюхали свои зады на асфальт.
— Стойку! — приказывал Игорь, придавливая указательным пальцем очки к переносице.
Собаки вставали на задние лапы и часто-часто перебирали согнутыми передними. Морды их в это время говорили: "Ничего, сможем и это".
Однажды во двор приехала "Победа", и Аристарх Иванович сказал Игорю, чтобы он собирался. Его приглашали. Уселись в машину. Собаки заполнили весь салон, они были на руках, между сидящими, на полу, на спинках сидений. Свесив языки и прерывисто дыша, они предвкушали быструю езду, которую очень любили, потому что замирали от восторга и прятали языки. Смотрели собаки в окна как люди, иногда даже оборачивались, следя за привлекшим их внимание объектом.
То было зимой. Снегу было много, но он все падал и падал. Время от времени Игорю казалось, что они не на машине едут, а летят в облаках, так было бело за окнами. Механические дворники на лобовом "стекле "Победы" с трудом раздвигали налипший снег, делая на стекле два прозрачных веера.
Потом ехали по длинной белой аллее, справа и слева проплывали высокие заснеженные ели с опущенными от тяжелого снега лапами. Ели походили на серебристые шпили, которые надевают на макушки новогодних елок.