— Чего ты, Сыч, в песочек играешь! — крикнул Мареев и дал Игорю под зад ногой — "пендаля", как выражался Мареев.
Марееву уже было двенадцать лет, а Игорю семь. В школу он должен был пойти осенью.
Игорь головой въехал в башню и разрушил замок. Едва не наступил на упавшие очки.
— Ладно хныкать! — сказал Мареев, видя, что Игорь скорчил физиономию. — Айда Москву-реку смотреть!
Москву-реку смотреть интересно, но брат Костик в коляске. Ничего, он надул щеки во сне. Уснул только что, высосав до донышка чай. Теперь опять пеленки мокрыми будут. Ладно, он спит, можно и сбегать. Мареев не отстанет.
До этого Мареев послонялся по двору, нашел на помойке у черного входа столовой почти что целую фарфоровую кружку с небольшой трещинкой и отнес "домой. Этой посуды с малыми дефектами он натаскал полный дом. Они жили бедно и бестолково. Отец запивал на месяц, его выгоняли с работы. Мать, глядя на него, тоже прикладывалась к бутылке. Красные, опухшие, они выносили вещи продавать на рынок. Мареев нес посуду в дом и мало интересовался обликом своих предков. Весь интерес Мареева был во дворе, в своих жертвах. Сережа Лавров, сын Дарьи, от него прятался. потом однажды пожаловался отцу, который ударил Мареева кулаком в зубы, отчего потекла кровь и зуб один стал качаться. Мареев теперь Лаврова не замечал. Игорь же не мог пожаловаться папе, да и папа не стал бы бить Мареева в зубы.
Пришлось идти на Москву-реку. Прошли мимо Мавзолея. По Красной площади мчались машины, сигналили. Транзит был и через эту площадь, пока лет через десять не запретили по ней беспричинно ездить. Хорошо бы запретить этим "крабам", как называл автомобили Мареев, вообще въезжать в центр в пределах бульварного кольца. Что им делать в центре? Оставил машину у бульваров и иди пешком. Магазины? Завоз товаров? Да не нужны в центре, в старом городе, в Великом Посаде, в российском мемориале, магазины! Не нужны!
Если бы в центре не было магазинов, можно было бы спокойно побродить среди каменного музея, не опасаясь, что тебя сшибут и затопчут стада мешочников, рвущихся в ГУМ, как к манне небесной, полагая, что только в ГУМе продаются самые лучшие товары. Здание ГУМа прекрасное место — лучше не придумать! — для картинной галереи, для музея…
Мареев набирал по пути камешки в карманы. У парапета набережной он высыпал их на гранитную поверхность и принимался швырять их в воду. Игорь смотрел на реку, и ему хотелось поплыть в лодке, плыть долго, как древние русичи плавали из варяг в греки…
Мареев врезал по шее, чтобы не мечтал, а собирал новые камни. Игорь перешел дорогу и стал бродить по вытоптанной траве вдоль стены. Здесь Кремлевская стена была еще старее, чем в Александровском саду. Кирпичи сами вываливались и крошились. В одном углу, где выступала башня, Игорь набрал целую горсть дробленого кирпича.
Перебросав камни, Мареев тоже пошел к стене. Светило солнце. Мареев снял рубашку и лег на траву. Принялся загорать. Игорь последовал его примеру. Хорошо было лежать на траве под теплыми лучами.
Позже у этой стены они играли в футбол. Во дворе стало играть тесно. Да и что за футбол на асфальте? Между прочим, во дворе "Славянского базара" не было ни травинки, ни кустика, ни деревца. Вся улица 25 Октября закатана асфальтом, кроме одного места у проезда Куйбышева. Там во время войны упала бомба. Мама рассказывала. Эта бомба разрушила старый дом. Бомба так напугала маму, что она с Верой на другой же день уехала в деревню. Теперь на том месте, где упала бомба, единственный зеленый кусочек на всю улицу. Нет. Есть ещё. В самом начале улицы, где стоял Казанский собор, который сломали, прямо против ГУМа, — тоже газон. Там высаживали анютины глазки — голубые с черными сердечками. Анютины глазки — первые цветы, которые Игорь увидел…
После уроков брали мяч со шнуровкой, которых, наверно, сейчас никто и не помнит (с мячами было туго), и шли через Красную площадь на Кремлевскую набережную к стене. Играли трое на трое, площадка не позволяла большего. Ворота — пара кирпичей из стены.
Сейчас трудно себе представить, что у Кремлевской стены можно было играть в футбол. Теперь — строгость, чопорность, милиционеры. Стена отреставрирована кирпичик к кирпичику. И смотришь на нее с трепетом…
Полежав на траве, Игорь вспомнил про Костика. Мареев великодушно отпустил, сказал, что ему нужно зайти в писчебумажный магазин, который находился наискосок от ворот "Славянского базара", на противоположной стороне (теперь там Худсалон). Марееву зачем-то понадобилась черная тушь.
На другой день это выяснилось. Он встретил Игоря во дворе и сунул ему под нос руку, на которой красовалась татуировка: "Век воли не видать".