— Он спит как будто, — жалобно сказала Наташа, — а я его не могу ни разбудить, ни вытащить.
— Откуда вытащить?
— Он в избушке тут, — пробормотала она, — такая, знаете, маленькая, как в сказке, старая очень. Он там спит. У вас телефон есть?
Лесник вытащил сотовый, поглядел на экран:
— Да тут плохо ловит, вот на просеке — еще туда-сюда.
— Вызовите полицию, — попросила она. — И скорую.
— Что уж сразу полицию? — скептически сказал лесник. — У нас тут не город, один участковый всего на округу, да и тот живет в Марятине, это отсюда километров пятнадцать. Сами разберемся. А скорую вызову, только им тоже ехать долго. Что им сказать-то?
— Что с человеком плохо, ну чтоб приехали, соврите что-нибудь, — и она всхлипнула.
Лесник повернул лошадь, чтобы выехать на просеку, где ловило, и она увидела притороченный к седлу маленький топорик.
— А это у вас что? — спросила она.
— А засечки на деревьях ставить, которое рубить, — охотно объяснил он. — Мы сухостой убираем, вот и надо значки…
— Дайте! — она выхватила топорик и отскочила.
— Эй, вам-то он зачем?
— Я эту избушку проклятую изрублю! — истерически крикнула она и побежала по тропе обратно. Лесник озабоченно покачал головой и тронул поводья, побуждая лошадь двигаться быстрее.
Наташе казалось, что она бежит очень быстро, но на самом деле она еле переставляла ноги. Топорик она держала на уровне груди, словно опасаясь, что сейчас из-за сосны выскочит враг, которому надо будет дать отпор. Никто не выскочил; она благополучно дошла до поворота на поляну, а затем и до самой избушки. Там ничего не изменилось — ровный шум крон высоко вверху, крик одинокой птицы вдалеке, да растворенная настежь дверь, за которой в душном стоялом полумраке лежало тело мужа.
Она подкралась к избушке, держа топорик в занесенных руках и только тут, у двери, осознала, что думает о Егоре как о теле, а не как о человеке. Наташу это так напугало, что она едва не выронила топорик, но опомнилась, перехватила удобнее и с силой рубанула по порогу. Первый удар ее раззадорил, она с силой, какой в себе и не подозревала, яростно ударяла по побитому порожку. И если сначала результатом ее ударов были лишь небольшие зарубки, то сейчас наконец старое дерево брызнуло трухлявыми щепками в стороны. А на их месте стала медленно выступать, набухая по всей длине зарубок, темно-вишневая густая жидкость. Наташа сгоряча рубанула еще, красно-вишневое брызнуло ей на лицо, в глаза, и она зажмурилась, потом отошла, вытирая лицо руками. Ее едва не стошнило от мысли, что это какой-то гнилой древесный сок, что-то вроде гноя, которым набухают изжившие себя, разлагающиеся заживо деревья. Она повернулась и ударила еще.
И тут вдруг что-то с силой ударило ее в живот. Наташа, надсадно выкрикнув на выдохе, отлетела в сторону и скорчилась на земле, прижала руки к животу.
С этого места ей было хорошо видно, как исполинские сваи под избушкой распрямляются, как голени гигантской курицы, как, загребая лесную подстилку и мох, топча грибы, они движутся, убегают прочь. После этого она потеряла сознание.
Наталия Алексеевна очнулась в маленькой белой палате. Ее руки оказались привязаны, так что она не могла ими пошевелить. Сказать она тоже ничего не могла: ее пересохшие губы двигались абсолютно беззвучно.
Наконец в палату кто-то заглянул, послышался взволнованный шепот: заметили, что она пришла в себя. Вскоре возле кровати оказались врач, две сестрички и незнакомый человек в наброшенном на плечи белом халате. Он-то и остался возле нее, когда прочие, удостоверившись в Наташином относительно хорошем самочувствии, ее покинули. Незнакомец представился следователем прокуратуры и пояснил, что она, Наталия Алексеевна Болгун, является подозреваемой по делу об убийстве мужа, Егора Анатольевича Болгуна. Услышав об этом, она мгновенно канула в какую-то тьму, из которой вернулась вслед за острым запахом в поднесенной к носу ватке.
Следователь рассказал, что ее нашел на поляне лесник, вернувшийся с подмогой — местным фермером, заглянувшим к нему в усадьбу, и охотоведом, которого зачем-то занесло в их края. Они все трое засвидетельствовали, что нашли женщину на поляне без сознания, рядом лежал топорик, который лесник опознал как свой, лезвие его было измазано красной жидкостью, которую экспертиза без труда определила как человеческую кровь второй группы отрицательного резуса, точно такую, какая, по данным медкарты, была у ее мужа. Кровь была и на земле и на траве — большая лужа, неприятно густая и темная. Цепочка капель сперва вела куда-то вбок, потом исчезала. Больше на поляне ничего не оказалось, хотя тщательный осмотр показал, что, судя по состоянию травяного покрова, на поляне происходила борьба. Тело Егора найдено не было, об избушке никто не слышал.