Дверь не поддавалась.
Егором овладела мгновенная паника, и он стал припоминать, куда она открывалась — внутрь или наружу. По идее, вроде бы должна наружу, внутрь ей открываться было просто некуда. Значит, толкать ее надо от себя, но не открывается же! Он ударил кулаком со всей силы, повернулся и что было сил долбанул пяткой, и дверь немедленно отворилась. Егор с облегчением вдохнул свежий сырой воздух.
Гроза прекратилась, ровно шумел теплый летний дождь.
Он уселся на прежнем месте, на пороге, свесив ноги, и блаженно вдохнул сырой сладкий воздух. От дождя Егора прикрывала стреха — он с трудом вспомнил это старое, замшелое слово, всплывшее откуда-то из глубин памяти, и на него попадали только редкие капли. Сколько времени прошло, Егор не знал, кажется, он даже успел задремать.
Наконец дождь иссяк. Егор потянулся и спрыгнул вниз, тут же весь оказавшись в каплях воды, в какой-то пыльце и лепестках.
— Ну, бывай, — дружелюбно сказал он избушке и повернул на дорогу к дому.
По дороге, уже подходя к себе, он встретил всю ту же соседку, которая суетливо тащила покрытую увядшим лопушком корзинку, увязая галошами в глине.
— Здрасте, теть Нин, — помахал он рукой, — хотите грибочками угощу?
— А ты никак из лесу? Надо ж, сам-то сухой, — прищурилась старуха. — Вот еще выдумал, в грозу по лесам шлендать! А если громом убьет?
— А куда я денусь, если гроза в лесу застигла? — резонно отозвался Егор. — Да я нашел где переждать, не волнуйтесь. И грибов набрал, там всегда свеженькие, смотрите!
Он протянул ей корзинку, и соседка нехотя, но глянула, полюбовалась, но от подарка решительно отказалась.
— Не приучены мы тут грибами баловаться. Да и места у нас не грибные.
— Ну да, — возразил Егор, — я каждый день хожу, каждый день — по полной корзинке таскаю, аж надоели уже.
— Татка еще живой был, заклинал в нашем лесу грибы рвать, — пробурчала старуха, разворачиваясь, чтобы идти по своим делам. — Вон в березняке, за полем, грит, рвите, а тута не нужно.
Егор пожал плечами, скривил гримасу вслед соседке и свернул к своей калитке. Он чувствовал себя таким бодрым, удачливым и понимающим кое-что в этой жизни человеком, что с ходу, не задумываясь, поставил греться воду для мытья и почистил на сковородку грибы.
Все это время он размышлял об избушке. Вот если там внутри все вычистить, убрать, принести каких-нибудь припасов, будет у него свой, личный дом в лесу… Вроде бы стоит бесхозный, даже странно, что вездесущий молодняк туда еще не влез. Да и правильно, нос еще не дорос. А грибов там много…
Вскоре, вымывшись и наевшись, он завалился на диван, лениво щелкая пультом телевизора. Но от какой-то ленивой истомы в теле глаза закрылись, и Егор заснул, держа палец на кнопке пульта.
Утром Егор поднялся ни свет ни заря, быстро совершил все, что полагается совершить после пробуждения и, полный предвкушений, направился в лес. И только когда он, вымочив до колен штанины, побрел по лесной тропинке, его вдруг осенила мысль: «А куда я, собственно, иду?» Ноги несли его к избушке, это ясно. Но зачем ему-то туда? Что, каждый день бегать к избушке, приносить корзину грибов, жарить, съедать и утром вприпрыжку нестись за новой порцией? Егор остановился и поглядел на руки, в которых он держал любимую десятилитровую корзину, точно впервые их увидев. А ведь сам не заметил, как брал корзину и ножик — тут он запустил руку в задний карман и достал складной нож.
Егор подумал, перекидывая корзину из руки в руку. А вот пойду сегодня в другое место, решил он, специально пойду. И задумался, куда бы ему направиться. Если к леснику, то всяко придется проходить мимо заветной полянки, ведь не выдержит он, свернет. Может, в березняк, о котором упоминала вчера соседка? Мимо того березняка Егор ездил в деревню. Располагался он за полем, и далеко не каждый хотел тащиться несколько километров в одну сторону. Сам он там никогда не был. А схожу, решил он, просто для разнообразия!
Егор вернулся на свой берег ручья, прошел краем просыпающейся деревни и зашагал по полевой дороге. Солнце уже с утра грело в полную силу, так что скоро ему стало жарко, он беспрестанно вытирал пот.