Зинаида больше не слышала от свекрови, что плохо воспитывает сына: Кирюшины шалости Григорьевна пресекала железной рукой, за проделки ставила правнука в угол и не отпускала гулять. Возвращаясь с работы, Зинаида выслушивала его жалобы, привычно отвечала:
– По-твоему выходит, бабушка Даша виновата, что ты в углу до вечера стоял? Она просто так тебя туда определила, ни за́ што ни про́ што? Или было за что? Было или нет, отвечай!
– Было, – каялся припёртый к стенке Кирюша. – Я думал, она не заметит, а она в шкаф полезла и увидела… Ма, это ведь моя комната, и шкаф мой, почему она свои вещи туда кладёт?
– По кочану. Чего она увидела-то? Говори толком, не тяни кота за яй… за хвост.
Кирюша покосился на котёнка, которого нашёл под лестницей и притащил в дом. Котёнок отъелся и через год превратился в кота. Чёрный как ночь, а на лапках белые носочки, на всех четырёх. Кота назвали Мавром и первым впустили в новую квартиру, как полагалось по народному обычаю. Про обычай Кирюша не понял, а с Мавром дружил и всегда давал ему полизать мороженое, которое кот очень любил.
– Я Мавра не трогал! И за хвост не дёргал. Я от бабы Дашиного платка половину отрезал и чёрного Роджера сделал, это флаг такой, мы с ребятами в пиратов играли. Она всё равно его не носила. Я думал, она про него забыла, а она мне чуть ухо не открутила! И в углу стоять велела до твоего прихода. Ма-аам, ты завтра приходи пораньше?
– Ты и завтра собираешься бабушке докучать?
– Никакая она мне не бабушка. Это папина бабушка, пусть своего внука воспитывает.
– Ты говори да не заговаривайся. Смекай, где берег, где край, не то из угла вылезать не будешь всю зиму. А теперь ступай, прощения проси у бабы Даши. Да чтобы я слышала!
Прощения Кирюша попросил, как велено, и виновато улыбнулся прабабушке. Та улыбнулась в ответ, потрепала его по рыжим вихрам и сунула в руки мятный пряник. Мир был восстановлен. А утром, сунув ноги в тапки, Дарья изменилась в лице: ногам было липко, и пахло почему-то керосином.
Керосин Кирюша наливал ночью, дождавшись, когда из прабабкиной комнаты раздастся храп. Через воронку слил его из тапочек обратно в бутыль, а бутыль вернул в кладовку. Уличить его было не в чем: бутыль с керосином стояла на своём месте, керосина в ней было под горлышко.
Тапки Дарья отнесла во двор, в мусорный контейнер, но в комнате всё равно резко пахло керосином. Гринька развёл руками: барабашка, что ли, в квартире завёлся? Зинаида учинила сыну строгий допрос, но Кирюша держался стойко, мотал головой и на все вопросы отвечал: «Я-то откуда знаю?» Линора скатала в рулон и вынесла на балкон палас – впрочем, абсолютно чистый. Вымыла в комнате пол, вытерла подоконник влажной салфеткой, понюхала горшок с геранью, заглянула под диван-кровать. Острый назойливый запах, казалось, витал в воздухе.
Источник запаха Офицеровы искали весь вечер, но так ничего и не нашли.
– Мама, вспомни, ты ничего не чистила керосином? Или бензином? Ты культиватор бензином заправляла, так может, с собой взяла? Может, в шкафу, в вещах разлился, ты вспомни, мам, – просила Линора.
– Нечего вспоминать-то. Зачем мне бензин в город с собой везти, я ж не сумасшедшая. Я спать тут не лягу. Тут от вони преставиться можно. Ты мне в гостиной постели.
– Но что-то же пахнет… Мама! Ты, может, протирала что-то и забыла?
– Ну конечно. Мать-то у тебя совсем из ума выжила, потому ты в город меня забрала. Ты ещё в богадельню меня определи, а избу мою продай и внуку мопед купи с мотором, больше-то за неё не дадут, – сердито выговорила дочери Дарья.
Линора вдруг улыбнулась и звонко хлопнула себя по лбу:
– Ищем весь вечер сами не знаем чего… Вот дураки-то! Гринька! Ты мотор вчера протирал керосином, тряпку куда дел?
– Выбросил. Она ж воняет как… А что?
– Тряпку искать надо. Тряпку! Где она может быть? Под диваном я смотрела, в шкафу не пахнет, палас не пахнет… Зина! Неси стремянку!
Тряпку, пропитанную керосином, нашли на шкафу. Кирюша взял её, когда отец закончил протирать внутренние части двигателя: «Пап, я отнесу!» Дошёл до мусорных баков, сунул тряпку в полиэтиленовый пакет и принёс обратно. А ночью забросил на шкаф бабе Даше. Чтобы уехала в свою деревню эта противная старуха, которую все почему-то слушаются: и баба Лида, и папа, и даже мама. Предатели.