Позже Трезор организовал встречу с Солодовниковым. В ресторане «Джульетта» за столом собралась шумная компания, человек восемь, Солод велел не стесняться, есть и пить сколько влезет (допизды, всё за счёт заведения), и только к концу вечера сделал знак – мол, пойдем выйдем.
Втроём вместе с Трезором вышли на улицу, и Андрей рассказал то, что ему известно о венгерском расследовании, и изложил свою просьбу: внушить Савелию Моничеву, чтобы оставил в покое супружескую пару Уэйнрайт и не отбирал у них ребенка.
Солод выглядел бесстрастным, но по его расспросам, и по тому, сколько времени он уделил разговору, была видна его крайняя заинтересованность. Прошло больше часа, его друзья все разъехались, а он продолжал свои расспросы. Вопросы следовали один за другим. Савва ведет собственное расследование? У венгерской подруги есть связи в полиции? Она прислала электронное сообщение, нельзя ли его переслать?
Наконец, когда Андрей выложил всё что знал, Солод отпустил его, напомнив про электронное сообщение и попросив разузнать больше про Савелия Моничева. Со своей стороны он просто пообещал «подумать».
А через полчаса позвонил Трезор и возбужденным голосом объявил, что «Солод пишется» и для решения вопроса необходимо десять тысяч долларов.
– Что значит «решение вопроса»? – удивился Андрей.
– Бери с венгров десятку, и мы нахлобучим Савелия.
– Трезор, это не какой-то там Брук, это мои друзья, давай не будем плести кружева.
(Андрей имел в виду Илью Брука, директора «Фармбизнеса», которого когда-то вместе с Трезором кружили на деньги)
– Бля, Разгон, ты сказал слово, я за тебя поручился перед Солодом, теперь твои венгры торчат мне воздух.
Это было совсем не то, что Андрей ожидал услышать от человека, которого считал своим другом. Из дальнейшего разговора стало ясно, что Трезор поумнел настолько, что уже своих друзей записал в идиоты. Андрей с трудом подавил тяжелое впечатление. Невооруженным взглядом было видно, что у Солода свой интерес к этому делу и он будет сдерживать Савелия Моничева, а Трезор хочет взять с венгров деньги за услугу, которая ему обойдется бесплатно.
Но как ни пытался Андрей урезонить товарища, ничего из этого не вышло – закусив удила, тот полез напролом.
– Завтра встретимся в аэропорту, – резюмировал Андрей и отключил трубку.
Он потратил уже столько времени, что едва успевал сделать свои дела до отъезда в Петербург; кроме того, лимитированное время перед вылетом не давало возможности Трезору применить излюбленный приём – затянуть беседу и взять оппонента измором. В качестве арбитра Андрей позвал Вадима Второва, заодно пожаловавшись на неадекватное поведение их общего друга.
В аэропорт они прибыли порознь. Первым приехал Трезор, он поставил свою БМВ напротив входа и нервно вышагивал вокруг. Затем подъехал Андрей на такси. Последним появился Второв на служебном микроавтобусе. Он оказался самым рассудительным и с ходу осадил Трезора:
– Дружище, эта Имоджин, это его бывшая тёлка, это же Разгон, мазафака, он со всеми строит блядь свои отношения – ты же его знаешь, и не может взять и зарядить ей по полной программе. Я понимаю, ты понимаешь, все мы понимаем, что Солод ёбнет всех оставшихся Моничевых как только узнает их адрес – даже без команды из Будапешта от супругов Уэйнрайт. Возьмите с неё столько, сколько она добровольно даст, и раздербаньте напополам.
Никто ничего не смог на это возразить. Трезор даже не сказал своё фирменное «Хватит с меня довольно», и не ушёл восвояси с тем, чтобы его уговаривали вернуться на его условиях. Лишь спросил жалобно:
– А сколько она даст?
Чтобы окончательно закрыть вопрос, Андрей, включив спикерфон, набрал Имоджин при друзьях.
– Chao, bella! The problem’s solved, no cost, but it was really headache.
– Oh, sweetheart, I know you mean it was really heard for you. How much?
– Zero expences. Tell Monichev to suck his tool. How are you?
Какое-то время они шутливо пререкались, в итоге Имоджин уговорила Андрея принять тысячу долларов, переспросив, может ли она быть уверена, что Савелий Моничев выйдет из игры. Андрей был абсолютно в этом уверен, о чем и сообщил своей подруге.
– Как ты вообще ведешь свои дела? – Трезор, не скрывая иронии, развёл руками, словно намереваясь схватить ускользающие купюры. – Она же могла просто сказать спасибо, типа она уже расплатилась с тобой своей пиздёнкой, и ты ей теперь торчишь по гроб.