— И что мне за это сделать надо, Вениамин Бенедиктович? Я хоть и молодой, но знаю, что без труда не выловишь и рыбку из пруда.
— Так ты собственно уже сделал, — широко улыбнулся Жаба, свеча жёлтыми прокуренными зубами. — Стих написал, и мы его в сборнике издадим, на первых полосах. Будешь свет молодёжи нести в своих стихах. А это, — Вениамин Бенедиктович коротко кивнул на листик. — Мой подарок тебе, как победителю.
— Круто, спасибо, ну я тогда пошёл?
Сивый понимал, что Жаба его к чему-то подводит. За просто так никто никому не стал бы закрывать сессию.
«Нет, этот индюк явно че то вознамерился с меня поиметь».
— Секундочку, Борь, тут одну бумаженцию надо подписать, чуть не забыл, — спохватился Жаба.
Поковырялся в стопке документов у себя на столе и извлёк несколько скреплённых скрепкой листков, подвинул поближе к Сивому.
— Вот здесь, здесь и здесь подпись поставь, — критик аж жопу поднял из-за стола, чтобы показать места подписей.
Кровь критику сразу к лицу прилилась, красный как сеньор Помидор стал, из Чиполлино.
— А это для чего подписывать?
— Ну чтобы сборник вышел, чистая формальность и бюрократия.
— Вон оно как.
«Полюбопытствуем».
Привычки подписывать документы не глядя Сивый не имел, больно дорого она обходится. Взял листы и проштудировал от корки до корки.
«ДОГОВОР об отчуждении исключительного права на произведение», — прочитал Сивый. — «Во оно как. И кому что собираемся отчуждать?»
Между тем из договора следовало, что отчуждают у Бориса Дмитриевича Шулько — два объекта авторского права: псевдоним «Боря Сивый» и произведение «Жизнь», как обозвали тот самый стих современной поэтессы.
«Интересненько бульон закипает», — прокомментировал про себя Борис.
— А что значит этот пункт, Вениамин Бенедиктович? — ткнув пальцем в договор, спросил Сивый. Поднял глаза и уставился на критика. — Я выходит больше не смогу стих рассказывать?
— Сможешь, конечно, — мило улыбнулся Жаба и как бы между прочим подвинул нетронутую стопку с коньячком поближе к студенту. — Просто туда-сюда, с бумажками возня, отчеты, что черт ногу сломит… по хорошему мы ведь тебе должны вознаграждение оплатить.
— Так оплатите?
— Нельзя, понимаешь ли, потому и помогаем чем можем, — Жаба кивнул на листок с успеваемостью.
— Почему же нельзя?
— Ну как, союза писателей СССР уже нет, союз писателей России только открылся, дооформляемся. Выплат пока не проводим. Оформить тебя по договору — проблематично, ты студент и вопросы начнут появляться нехорошие… — ездил по ушам Вениамин Бенедиктович. — А если правильно не оформиться, то и субсидии не дадут, Боренька. Вот и придумали такой способ.
— А остальные тоже отчуждение подписали?
— Подписали, конечно, это ж какая честь быть изданным.
«Брешешь, Жаба», — Сивый смотрел в прищуренные глаза критика. — «И не стремно тебе старый лис вот так на шее у молодёжи ездить?».
Вслух сказал:
— Ясно, а отчуждаю кому? Разве не на университет?
Вопрос был задан не зря — «Приобретателем» числилось некое физическое лицо. Кстати с больно знакомкой фамилией.
— Отчуждаем Невминько С. П. Сергей Павлович наш человек, член союза писателей России, замечательный поэт.
— Однофамилец сына первого секретаря горкома стало быть? — вдруг припомнил фамилию Сивый.
— Просто однофамилец, — кивнул Жаба.
— Вениамин Бенедиктович вы же сказали, что членам Союза писателей ещё нельзя платить?
— Ну… — Жаба заерзал на стуле своей жирной жопой, побагровел, пойдя красными пятнами по лицу и шеи.
«Юлит падла, за жопу взял, ищет варианты как выкрутиться и злится, что я ему вопросы задаю», — мысленно прокомментировал Сивый.
— Понимаю, бюрократия, субсидии… вы только сразу поставьте зачеты, как я подпишу, да? — решил подыграть он.
Сам Боря то давно понял, что происходит. Жаба зачем-то пытается отжать у него имя вместе с псевдонимом и сделать отчуждение на имя партийного сынка. О Павле Мироновиче Невминько известно было следующее. Высокопоставленный чиновник столичного покроя, ещё несколько лет назад ходивший в кандидатах в члены Политбюро, оказался сослан в глухую провинцию. И сослан за какую-то провинность якобы. За какую — история умалчивала. Понятно, что в газетах ничего подобного не писали, но слухи ходили разные — мол с чего вдруг шишка московская в Мухосранск сел. Связывали прибытие чаще всего с попытками Невминько обойти постановление 410. Даже одно время слушок ходил, будто Невминько застал неглиже Николай Никитович Слюньков. Хотя и другие варианты припоминались.