Сивый уже размышлял всерьёз, где бы преподать урок однокурснице, как в интимную обстановку вмешался Антон, въехав Боре плечом в плечо со всего маху.
— Вот ты где?!
Сивого от нежданчика развернуло на полкорпуса, новое тщедушное тело весило килограммов шестьдесят против сотни у оппонента. И казалось чувственным к внешним манипуляциям. Антон схватил Машку, правда не за ляжку, но за руку:
— Пойдём, Маша! — он развернулся к Боре и процедил: — Дерьмо твой стих, Шулько, вот эти твои «жизни моей нержавеющей», так не бывает. Что за бред!
— Ага, — спокойно ответил Сивый. — А как бывает, Зяблик?
— Как… как… каком кверху! Пойдём Машка, — повторил Антон, утягивая девку за собой, малость опешивший, что щуплый лошок называет его погоняло, чего таким как он не разрешено.
— Больно, дурак, отпусти! — бондариха ловко высвободила руку и задрала аккуратный носик. — Вообще то мне надо поговорить с Вениамином Бенедиктовичем, он обещал кое какие нюансы в моем стихе отметить и помочь исправить!
— Этот тут причём? — Тоха зыркнул на Сивого исподлобья. — Пусть валит. Горшок, наверное, звенит, да малой?
— Тебе по горшкам получше моего знать, — ответил Борис.
Машка, не давая конфликту разгореться быстро переключила на себя внимание.
— При том, Антон, что Вениамин Бенедиктович назвал стих Бориса образцовым, ты же слышал! — она растирала запястье.
Боря подмигнул однокурснику. Облом, да?
— А… ну ясно тогда, — выдавил растерянно Зяблик.
— И вообще, Сивый сказал, что поможет мне складывать стихи, — заявила Машка, вызывающе глаза пуча.
Тоху аж перетряхнуло.
— Чего чего? — Зяблика аж передернуло.
— Представляешь какой он молодец!
— Угу… Ладно, жду тебя на улице, — фыркнул Антон.
Он уже собрался идти, но замер, подвис и нахмуримся. По лицу пацана виделось, как его мозг предпринимает усиленные умственные потуги — информацию переваривает. Боря понял, что Антоха только сейчас врубился в сказанные Машей слова. И понимание, что его девушка назвала молодцом другого парня пришло к однокурснику с запозданием. Как и мысль о том, что Машка будет брать уроки у какого-то дохлика доходяги. Удивительное дело, прежний Зяблик был ботаном, умненьким таким, а тут как подменили — видать не хватает у мозга нейронов в новом теле, набор массы отрицательно на интеллекте сказывается.
— Не понял! Какие ещё уроки ты собралась брать, — он попер на Бориса носорогом, упершись лбом в лоб, для чего пришлось пригнуться, голову опустить. — А ну ка давай выйдем прогуляемся? Раз на раз? Слабо?
Сивый, хоть и уступавший в новой сборке своего тела однокурснику, не собирался сдавать назад.
— Дистанцию держи, фуцын. Я если что по девушкам только.
— Э… за базаром следи!
Зяблик сверлил Сивого таким взглядом что сразу стало ясно — Боря труп, стоит только из института выйти.
«Ну-ну», — Сивый не отводил взгляд.
Машка, чуя, что пахнет жаренным, вклинилась между ними.
— Антон, вообще-то Боре тоже надо поговорить с Вениамином Бенедиктовичем, отстань от него, пожалуйста! Лучше сходи купи мне сладкую вату, я жутко проголодалась, а сладкое улучшает работу мозга.
— Ладно, — Зяблик заскрёб яйца, оттягивая труселя, а уставившись на Сивого своим диким взглядом, резко поднял руку имитируя удар. — Опа!
Он заржал как конь и принялся приглаживать волосы.
— Америка-Европа, выдыхай, — Боря не шелохнулся.
«По хорошему пырнуть его, да заточки нет», — подумал Сивый. — «Ну ниче, сочтёмся, если че так мы обоюдно друг другу не понравились».
На тормоза Борис Дмитриевич спустил ситуацию во многом потому что ожидал скорейшего пробуждения. А впечатления ото сна не хотелось портить. Но сон, чем больше длился, тем больше становился реалистичным. И тем больше нравился Сивому.
— Жду тебя внизу, если не сыкло, — шепнул Зяблик и зашагал на лестницу широко расставив руки.
— Борь, не обращай внимания, сейчас покурит и остынет, он быстро отходчивый, — со знанием дела сказала Маша. — Никак не может смириться с тем, что его стих оказался худшим на потоке. И вообще, он меня ревнует к каждому столбу.
Боря проводил Антона взглядом.
— А у нас с тобой разве нет ничего, Маш?
— Что ничего? — девчонка приподняла бровь. — Ты вообще про что, Борь?
— Ну шуры-муры, секс-шмекс? Тычинка пестик не опыляла?
Сивый четко помнил, что в прежней реальности у них с бондарихой крутился роман. Все не закончилось одной ночью. Она ещё потом ему письма целый год писала на тюрягу. Там то никакого Антона не было, даже близко на горизонте. Вернее был…