«Без ста граммов, пожалуй не разобраться».
— Ты опять начинаешь, — Машка закатила глаза.
— Че начинаю, у меня даже стихи на язык наворачиваются. Я поднимаю руки, хочу тебе сдаться. Ведь ты же так красива в свои восемнадцать…
— У нас с тобой только дружба! — перебила Машка. — Если Антон узнаёт, что ты ко мне подкатываешь и руки распускаешь, он тебя на лоскутки порвёт, итак еле успокоила.
И обидевшись ушла, бросив напоследок.
— А стихи хорошие, но ты можешь гораздо лучше!
Сивый остался в коридоре один, вдруг отчетливо поняв, что никакой это не сон и что судьба похоже прислушалась к его недавней просьбе, сказанной в сердцах. Он получил новый шанс прожить жизнь с нуля. Специфический, конечно, шанс, но Боря не собирался его упускать ни в коем случае.
Прошлая жизнь помогла подняться на ноги, заработать, стать уважаемым человеком, но внутри себя Борис так и не нашёл счастья.
«А счастье за деньги не купишь», — вспоминались слова собственной бабушки.
И когда Сивый получил второй шанс, то сразу понял, что больше не пойдёт по протоптанному пути. Стройки, поставки — пусть все это остаётся в другой жизни. Надоело до рыгачки. Надо начинать все с нуля. К тому же новое тело дохлика однокурсника прямо таки способствовало выбору иной дороги и приоритетов. Да, поэты нищие люди, но и он не собирался жить в нищете. Новую жизнь, счастливую, хотелось исчерпать сполна. Шансов впереди непаханое поле. Ну а пока следовало побазарить с Антохой Зябликом.
Борис Дмитриевич неспешно спустился на первый этаж, вышел на крыльцо института и обнаружил Антона на спортивной площадке. Тот подтягивался на турнике. Разминался.
«Уверенный такой крендель, посмотрим, что у него осталось от прежнего Зяблика», — думал Сивый, наблюдая за своим противником. — «А заодно посмотрим, чего я сам стою в новом теле».
Как говорит президент — если драка неизбежна, бей первый.
Вот Сивый и ударил.
Вернее схватил Зяблика за нос двумя пальцами, как прищепкой и усадил на одну из врытых в землю шин на задницу.
— Слышь ты, фуфел, ты с кем базарить собрался то?
Щелк.
Послышался глухой щелчок — это Борис Дмитриевич слегка пальцы повернул, как ключ в личинке замка зажигания. Только нос Зяблика не стартер — сломался.
Второй свободной рукой, поднёс под подбородок Зяблику шариковую ручку и больно вдавил кончик стрежня в плоть.
Антон, всерьёз придерживавшийся принципа «сила есть ума не надо» явно засмущался и что то нечленораздельное завыл. Не нравилось, когда вдруг с ним разговаривают с позиции силы.
«Привыкай».
Не отпуская нос, которым потекла юшка, Сивый толкнул Зяблика назад и тот завалился на землю вверх ногами.
Вскочил, хлопая глазами, схватился за нос, вытаращил глаза.
— Ты-ыыы!
Кулаки сжал, набычился и покраснел, как варёная свёкла. Сивый переложил ручку из одной руки в другую, сжал покрепче.
— Иди ка сюда.
«Он же не думает, что я об него руки буду марать? При такой то разнице в весе. Вот в глаз ручку — это организуем».
Неизвестно чтобы произошло дальше, но из окна института высунулся сторож. Поджарый пенсионер тряс веником.
— Я вам подерусь! Я вам попетушусь!
Боря правильно оценил ситуацию, ручку опустил. Зяблик попятился, одной рукой сжимая расквашенный нос, другой тряся в воздухе указательным пальцем.
— Ты попал, Сивый! — рычал он. — Оглядывайся теперь!
И развернувшись, бросился наутёк. Смутно вспомнилась причина столь стремительного ретирования — у Антохи имелся условный срок за хулиганство. Вроде как стёкла по пьяни у соседей выбил, когда отмечал своё восемнадцатилетние.
Новых проблем пацан не хотел и свалил.
Сивый пожал плечами, сел на свой велосипед, о наличии которого вспомнил, и тоже уехал с той надеждой, что они с Зябликом поняли друг друга с первого раза.
Глава 2
«Почему у нас нет ещё одного шанса на ещё один шанс?»
Родной город Сивого был небольшим, но уютным местечком. Население всего несколько десятков тысяч человек, в основном шахтеры с семьями, да старики смайнавшие на пенсию за выслугой лет. Райцентр, развитая угольная добыча и куча шахт, вокруг которых возникали села с одинаковыми названиями, но разными порядковыми номерами. Шахты — 1, Шахты — 2 и далее до 13. Уютненькая, родненькая и такая привычная провинция. В 90-х местная молодёжь называла район «Беверли Хиллс», отдавая честь одноименному сериалу, на котором сидела вся молодёжь. Ну и называла непросто так — имелись здесь свои «холмы», терриконы. Как в Голливуде, только лучше.