Ее затошнило, когда она представила себе, что отец звонит в милицию и говорит, что убийство совершил он. Он такой, ее отец. Он ради нее способен на многое. Даже отдать жизнь, не говоря уже о том, чтобы взять на себя ее вину. Этого невозможно допустить!
– Оля, ты почему не ешь? Может, я слишком много лука положила в грибы? Не нравится, так возьми пирожки, правда, они вчерашние, но я могу их подогреть в микроволновке.
– Мама, грибы очень вкусные. Все нормально.
Да, у нее все нормально. Главное, не думать о том, что произошло. И сделать все так, как она запланировала. Чтобы не подвести кое-кого и самой не попасться.
Не могла она не думать и о Жене.
Женя… Ну же?! Почему ей не думается о нем? Неужели то, что она сделала, отдалило ее от него еще больше? Но ведь он такой хороший. Он замечательный. Он – лучший! Только вот ведь вопрос: кого она сегодня спасла?
Раздался звонок в дверь.
– Кто бы это мог быть? – Ирина удивленно посмотрела на мужа. – Да еще так поздно?
– Думаю, что это Макс, – ответил Владимир. – Что-то давно он у нас не был. Прямо к ужину!
3
Максим Львович Юдин резал лимоны, сидя на террасе своей дачи. Дикий виноград густо вился по решетчатым стенам, создавая тень и делая солнечные лучи приятно-зеленоватыми, щадящими в столь жаркий полдень. Юдин готовил себе лимонад – посыпал нарезанные куски лимона в графине сахаром, заливал кипяченой водой. «В холодном виде это выпивается быстро с наслаждением». Он сказал эту фразу Оле на прошлой неделе и почему-то покраснел, словно речь шла не о наслаждении лимонадом, а о другом наслаждении, о котором он мечтал и которое считал несбыточным. Мысли эти он считал преступными, а свое желание быть с Олей вообще стало бы предательством по отношению к самому близкому другу – ее отцу, Володе Барсову. Когда-то давно, когда Оля была маленькой девочкой, при ее крещении крестным отцом был выбран Максим, а крестной матерью – двоюродная сестра мамы, Тамара. Володя был тогда совсем молод, ему было всего двадцать лет, Ирине же – девятнадцать.
– Ты понимаешь, Макс, какую ответственность ты на себя взвалил, назвавшись крестным отцом моей дочери? – балагурил Володя, уже изрядно подвыпивший и не скрывавший своей огромной радости по поводу рождения дочери. – Если со мной что-то случится, ты станешь ее отцом и должен будешь заботиться о ней, как отец. Ты понимаешь, елки-палки, о чем я тебе говорю?! Это все серьезно, Макс! И ты, Томка, тоже мотай себе на ус.
Тамара тоже мотала, хотя у нее и не было усов – она часто звонила Барсовым, справлялась о здоровье крестницы и никогда не приходила без подарков. И вообще, тогда всем было весело, все были молодые, и радость переливалась через край. Максим часто бывал у Барсовых дома, играл с малышкой Олей, гулял с коляской в парке, представляя себя молодым папашей, и уж никак не мог предположить, что когда-нибудь всерьез увлечется этой девочкой, будет страстно желать ее, мечтать о ней и строить какие-то даже планы в отношении ее. Быть может, ничего бы этого и не было, если бы Оля и сама не стала оказывать ему знаков внимания. Ему казалось, что и ей нравится быть с ним, беседовать, когда он приходил к ним, ездить с родителями к нему на дачу, прогуливаться с ним по лесу, слушая птиц.
Возможно, конечно, что Оля делала все это неосознанно, да и вообще, в ее тогдашнем возрасте девушка еще и сама толком не знала, чего она хочет от жизни, от мужчин, от Максима. Можно было даже предположить, что ей просто приятно находиться рядом со взрослым мужчиной, и только. К тому же Максим знал, что она встречается со своим ровесником, двадцатилетним Женей Бутурлиным, и, хотя родители ее уверены, что отношения их пока только дружеские, невинные – как знать! Но если, предположим, она любит Бутурлина, тогда почему же она пригласила на день рождения своей подруги, Галки Урусовой, не Женю, а своего крестного отца – то есть его, Максима?
Он взял с тарелки еще один лимон и принялся резать его на куски. От запаха он просто одурел – так ему было хорошо, даже показалось, что так вкусно и душисто пахла сама тема его любви к Оле. Это со стороны, если кому-то рассказать, его чувство к молоденькой студенточке, младше его на двадцать лет, могло выглядеть преступным, пошлым. Но он-то сам хорошо знает, как чиста его любовь к ней, как долго и медленно, в течение всей ее молодой жизни, она напитывалась невинным восторгом и восхищением перед ее красотой, нежностью, юностью. И что преступного в том, что его чувство к ней стало более зрелым, полным и что он стал относиться к ней уже не как молчаливый восторженный наблюдатель, но и как мужчина?! Время шло, и из маленькой, с нежной розовой кожей, девочки она превратилась в женщину. Благо, он сам еще не постарел и чувствовал себя как никогда сильным и переполненным желаниями.