Она замолчала, и несколько секунд они просидели в молчании — она накалывала на вилку последние кусочки мясного пудинга и ждала, когда он заговорит.
— Пойдем отсюда, — произнес он внезапно.
Взгляд Марши посуровел.
— Это еще почему? Я тебе надоела?
— Нет, но мне здесь не нравится. Мне не нравится сидеть здесь с тобой.
Марша, без единого слова, сделала знак официанту.
— Сколько с нас? — спросила она деловито. — Я плачу за пудинг и за имбирное пиво.
Хорас ошарашенно наблюдал, как официант производит расчеты.
— Послушай, — начал было он, — я, вообще-то, собирался за тебя заплатить. Я же тебя пригласил.
Марша с полувздохом поднялась из-за стола и пошла к выходу. Хорас, с выражением сильнейшей озадаченности на лице, положил на стол купюру и двинулся следом, вверх по лестнице, потом через вестибюль. Он нагнал ее возле лифта, и они встали лицом к лицу.
— Послушай, — повторил он, — я же тебя пригласил. Я что, тебя чем-то обидел?
В глазах ее мелькнуло изумление, потом взгляд смягчился.
— Ты грубиян, — проговорила она медленно. — Ты хоть сам понимаешь, как ты невоспитан?
— Я ничего не могу с этим поделать, — ответил Хорас с обезоружившей ее прямотой. — Видишь же, что ты мне нравишься.
— Ты сказал, что тебе не нравится сидеть со мной.
— Действительно, не нравится.
— Почему?
В серых дебрях его глаз вдруг полыхнуло пламя.
— Потому что это так. Потому что ты уже стала моей привычкой. Я в последние два дня почти ни о чем больше не думал.
— Ну, если ты…
— Подожди минутку, — прервал он ее. — Я должен тебе кое-что сказать. А именно: через полтора месяца мне исполнится восемнадцать. И когда мне исполнится восемнадцать, я приеду в Нью-Йорк повидаться с тобой. Есть в Нью-Йорке какое-нибудь место, куда мы сможем пойти и где вокруг не будет толпы людей?
— Разумеется, — улыбнулась Марша. — Приезжай ко мне на квартиру. Если хочешь, уложу тебя на кушетке.
— Я не могу спать на кушетках, — ответил он резко. — Но я хочу с тобой поговорить.
— Да пожалуйста, — отозвалась Марша. — У меня на квартире.
Хорас от волнения засунул руки в карманы.
— Ладно, главное — увидеть тебя наедине. Я хочу поговорить с тобой так же, как мы говорили у меня.
— Сладенький мой! — воскликнула Марша со смехом. — Так ты просто хочешь меня поцеловать?
— Да, — чуть ли не выкрикнул Хорас. — Я тебя поцелую, если ты этого захочешь.
Лифтер таращился на них с упреком. Марша шагнула к решетчатой двери.
— Я пришлю тебе открытку, — сказала она.
Хорас смотрел на нее диким взглядом:
— Да, напиши мне открытку! Я приеду после первого января. Мне уже исполнится восемнадцать.
И когда она шагнула в кабинку, он загадочно, но и несколько вызывающе кашлянул, обратившись к потолку, а потом стремительно зашагал прочь.
III
И вот он опять появился. Она увидела его, едва бросив взгляд на беспокойную манхэттенскую публику, — он сидел в первом ряду, чуть подавшись вперед, не спуская с нее серых глаз. И она поняла, что для него лишь они двое существуют в мире, где ряд густо нарумяненных лиц кордебалета и дружные завывания скрипок столь же незримы, как пудра на мраморной Венере. Это вызвало у нее инстинктивный протест.
«Глупый мальчишка!» — торопливо произнесла она про себя и не стала выходить на бис.
— Чего они хотят за сотню в неделю — чтобы я крутилась без остановки? — проворчала она себе под нос за кулисами.