Конечно, нас ненавидят. Истребляют, как волков. Потому что мутагенез усиливается в нашем поле. Там, где много одержимых,- например, в санатории. Взрыв мутаций. И появляются пауки с блюдце, или гекконы, которые выедают внутренности у овец, или мокрицы, могущие проточить фундамент дома, как мыши сыр. Ничего странного …
В коридоре горели всего две лампы – в начале и в конце. Между ними пологом висела темнота. Из нее вынырнул второй паук и потащился следом. «Я не человек, вот и не нападает,- подумал Герд.- Хотя пауки на меня все-таки реагируют. Значит, еще осталось что-то человеческое. На других они вовсе не обращают внимания». Он спустился по лестнице. В окне между пролетами, как нарисованные, застыли фосфорические седые горы. Шалаш у реки – это глупость; И вообще все глупость. Зря он затеял. Бежать некуда. Разве что в Антарктиду. Но и толочься здесь тоже глупо. Тогда уж проще прыгнуть в пролет. Покончить сразу. В темноте на лестничной клетке кто-то шевельнулся. Буцефал? Нет – старина Буцефал сейчас во дворе, слюнявит щебенку. Его не оторвать. И Поганка тоже спит. А учителя, так они носа не высовывают по ночам, боятся: метаморфоз у взрослых протекает очень тяжело – и галлюцинации у них, и боли, и обмороки.
– Ты куда собрался?- спросили тонким, пищащим голосом.
Надо же – Кикимора. Герд разозлился. Она-то что бегает в такое время?
– Ты собрался уходить?- маленькая рука уперлась ему в грудь, пальцы, как у мартышки, поросли шерстью. Настоящая кикимора.- Я так и думала, что ты захочешь уйти. Я почувствовала и проснулась. Я тебя все время чувствую, где бы ты ни был. Учитель Гармаш говорит, что это парная телепатия. Мы составляем пару и я – реципиент … А ты меня чувствуешь? . .
Пищала она на редкость противно.
– Пусти,- сказал Герд.
Кикимора блеснула стрекозиными, покрывающими лоб глазами.
– Ты мне очень нравишься – нет, правда . . . Наши прозвали тебя Рыбий Потрох, потому что у тебя кожа холодная. А вовсе не холодная . . . Они тебе завидуют, ты красивый … И похож на человека. Ты мне сразу понравился, с первого дня, я каждую твою мысль чувствую . . .
– Я вот надаю тебе по шее,- нетерпеливо сказал Герд.
– Ну куда тебе идти и зачем? Тебя убьют, я видела, как убивают таких – палками или затаптывают . . . Ты хоть и похож на человека, а все-таки наш, они это сразу поймут…
Герд попробовал шагнуть, она загородила лестницу, цепко держа за рубашку.
– Дура, я тебя из окошка выброшу,- сказал он.
Уходили драгоценные секунды. Скоро же рассветет,- Я тебе морду разобью, оборву косы, пусти – кикимора, руку сломаю, если не пустишь!
Никак не удавалось ее оторвать. До чего жилистые были пальцы, прямо крючки. Она прижала его к перилам. Герд отталкивал острые плечи:- Иди ты! . .- вдруг почувствовал, как вторая рука, расстегнув пуговицы, проскользнула ему на грудь – горячая, меховая. И тут же Кикимора, привстав на цыпочки, толстой трубкой сложив вывороченные губы, поцеловала его:- Не уходи, не уходи, не уходи! ..- Он ударил локтем – не глядя, изо всех сил, и одновременно – коленом, и потом еще кулаком сверху – насмерть. Она мешком шмякнулась в угол. Так же шмякнулся паук. Герд нагнулся, сжимая кулаки.
– Еще хочешь?
– О . . . о . . . о!. .- горлом протянула она, слепо шаря ладонями по каменной площадке.- Какой ты глупый .. .- Закинула голову, выставила голый, розовый подбородок.- Ты сумасшедший . . . Не уходи .. . Я умру тоже. . . Почувствую твою смерть, как свою собственную . ..
Герд сплюнул обильной слюной. И еще раз. Ногтями протер губы. Она его целовала!
– Если пойдешь за мной, я тебе ноги выдерну, обезьяна!
– О… о… о… Герд . . . мне больно . ..
Она заплакала. Герд скатился по едва видимым ступеням. Просторный вестибюль был темен и тих. Он прижался к теплой стене из древесных пористых плит. Прислушался. Кажется, она за ним не шла. Ей хватило. Но все равно, постоим немного, не может же он вывалиться вместе с ней в объятия Буцефала.