– Слишком светло, я ничего не вижу, – сказал Мазин.
– Смотри изнутри.
– Это как?
– Боже мой, просто смотри изнутри.
– Я не могу.
– Ладно, я сейчас сделаю.
Она повернула его к себе. Ладони были жесткие, пластмассовые. Коснулась обоих висков – погрузила внутрь суставчатые пальцы. Что-то там умяла, исправляя. Натягивались и с тихой болью рвались какие-то нити. Свет изменился. Точно поставили фильтр. Вернулось зрение. Они шли по улице. Воздух сиял. Как над болотом, миллионами слабых искр переливался редкий солнечный туман. Мостовая поросла пепельной травой. Сплошь – низко поющим ковром. В летней тишине цепенели дворы, пустые и светлые, – колодцы без воды. Зияли черным нутром распахнутые окна. Мазин заглянул в первый этаж. Дохнуло горячим мазутом. Пола в квартире не было. Была трясина – коричневая вода, подернутая радужными бензиновыми хлопьями. Шкаф, диван и четыре стула, как при наводнении, ножками окунались в нее. Жирно булькало и сипело. Выходил газ. На ржавых обжигающих кочках блестели никелированные кустики брусники. Вытягивая из топи длинные ноги, гремя медными перьями, в проеме дверей появилась цапля, звонко щелкнула клювом, зашипела, вращая красный зрачок, замигала пленками. Мазин отшатнулся.
– Ну что ты останавливаешься? – нервно сказала Ольга. – Здесь нельзя останавливаться. – Потащила его за руку.
– Почему нельзя? – спросил Мазин.
– Боже мой, да иди же ты быстрее!
– Куда мы идем?
– Не бойся, все будет хорошо.
– Я не боюсь, но я хочу знать, – сказал Мазин.
Трава под ногами шептала басом – леденеющая, неземная. В покинутых дворах, в белизне пустынных улиц, на выпуклых широких перекрестках бесконечными вереницами стояли урны – светились деревянными щеками.
Ольга откинула ближайшую крышку:
– Ешь!
Выперла икра.
– Я не буду, – сказал Мазин.
– Ах, не спорь, пожалуйста!.. Делай, что тебе говорят…
Она зачерпнула оранжевую массу, ела с ладони, как кошка, жмуря нетерпеливые глаза. Икра была теплая и очень сладкая. Походила на мед. Таяла во рту. Легко закружилась голова. Мазин вдруг понял: это счастье. Как он раньше не догадывался. Настоящее счастье – вдыхать кисловатый запах, млеющим языком уминать вязкое податливое тесто, чувствовать на нёбе трепетное щекотание лопающихся икринок. Он заметил, что у других урн тоже стоят люди. У каждой по человеку. Откуда только взялись. Жуют – молча и сосредоточенно. Лица у них оранжевые от налипшей икры. Мерное чавканье роится в полуденном воздухе.
– Хватит, больше нельзя, – с сожалением сказала Ольга, облизав пальцы. Заторопила его: – Нас ждут…
– Хочу еще, – глухо, с набитым ртом, сказал Мазин.
– Захлебнемся в информации – пойдут сразу несколько текстов.
– Очень вкусно…
– Нет, – сказала Ольга. – Уже пора.
Посредине улицы, взявшись за руки, застыли шестеро мужчин без одежды. Тела их из дымчатого стекла просвечивали: переплетались нервы и сосуды.
– Не смотри, они не любят, – опустив голову, прошипела Ольга. – Что ты все время глазеешь?
– Кто это? – спросил Мазин.
– Они так думают, – ответила Ольга. – Общая нервная система. Да не смотри ты на них, ради бога…
Мужчины, будто почувствовав, медленно и синхронно повернули к ним головы – синеватый ореол мерцал над морщинистой, как грецкий орех, поверхностью каждого мозга.
– Вот видишь, – сказала Ольга. – Теперь они увяжутся. Но это не опасно, успеем…
Мужчины провожали их взглядами, пока головы двух задних не повернулись на сто восемьдесят градусов. Тогда вся группа, не расцепляясь, так же синхронно – шаг в шаг – тронулась за ними. Задние ступали пятками вперед, и сквозные лица их – зубы, уши, глаза, скрепленные невидимым каркасом, – висели над полупрозрачными лопатками.
– Идут, – сказал Мазин.
– Ничего, уже недолго, – сказала Ольга. – Только не оглядывайся ты, пожалуйста… И пошли быстрее. Не давай им коснуться. Ты как неживой, в самом деле…
– Я читал все твои мысли, – сказал Мазин.
– Ах, ерунда…
– Я действительно читал.
– Прибавь шагу. Держись за меня, можно провалиться, тут есть такие места…
– Ты меня обманываешь…
– Ах, ничего ты не понял. Это как звонок в квартиру. Один – второй – третий. Пришли гости. Тебя хотят видеть. Надо просто встать и отпереть дверь.
– А что за дверью?
– Откуда я знаю? Не останавливайся, вот бестолковый.
На перекрестке, зарывшись в траву, стоял автобус без колес. Стекла по всему борту были выбиты, бампер мятый, задняя дверца открыта.
– Уф… наконец-то, – сказала Ольга. – Забирайся.
– Зачем?