Она загоняла меня в тупик. Спорить с ней не имело никакого смысла. Аргументов, как таковых, Алиса не воспринимала. Для нее все было уже давно и окончательно решено. Вот враг — и с ним надо сражаться не на жизнь, а на смерть. Вот — друг, он заслуживает помощи и уважения. Я в такие моменты чувствовал, насколько зыбки наши с ней отношения. Ни о какой любви с ее стороны не могло быть и речи. Алиса лишь заплатила долг за Геррика, которого я, по ее мнению спас. Заплатила согласно законам того мира, откуда она пришла. Ну и еще, может быть, — любопытство к туземцу с отсталой планеты. Как человек я ее, видимо, не слишком интересовал.
Тем более, что некая тень лежала на всем, что происходило в те светлые осенние дни. Нельзя было ни на секунду забыть, что и Алиса, и Геррик находятся в смертельной опасности, что у них — безжалостный и неутомимый противник, что их ищут и, как только найдут, черный ветер растреплет хрупкий мирок, который у нас случайно образовался. Она помнила об этом с утра до вечера.
И даже в те полные сентябрем часы, когда мы гуляли по городу, в те минуты, когда Алиса выглядела особенно веселой и беззаботной, она вдруг ни с того ни с сего замирала на одно-два мгновения, улыбка исчезала с ее лица, смех стихал, и она стояла, прислушиваясь к чему-то такому, чего я при всем желании слышать не мог. Кстати, время от времени так же прислушивался и Геррик. И мне тогда представлялась напряженная тревожная тишина, возникающая иногда в перерыве между концертными номерами: музыки еще нет, но она как бы сохранена и присутствует в виде гулкого эха, которое вот-вот грянет неистовыми аккордами. Алиса объясняла, что связаться с ними могут в любое время. Гийом знает, что мы здесь, и он нас разыскивает. А кроме того, об этом знает и Дом лорда Тенто. Самого его еще нет на Земле, но он несомненно сюда прибудет. Нам нельзя пропустить этот момент. Синева в ее непримиримых глазах темнела.
— А откуда он знает, что вы здесь? — спросил я.
— Геррик оповестил все Дома о твоем посвящении. Передачу можно засечь и установить, откуда она была произведена. У меня нет сомнений, что Тенто именно так и сделал. Теперь они обязательно нас найдут. Это — вопрос времени, двух-трех недель, может быть, дней…
Я был ошеломлен ее словами и даже до некоторой степени — рассержен.
— Ты хочешь сказать, что Геррик сам выдал место вашего пребывания? Что это дурацкое посвящение обнаружило вас, и что теперь вся свора ринется на его голос? Черт побери, да неужели нельзя было отложить эти игры?..
Алиса уже в который раз устало вздернула брови.
— Геррик был обязан тебя посвятить, если ты сам хотел этого. А поскольку он тебя посвятил, он обязан был известить Дома о совершенном обряде. Посвящение в воины — не такой частый случай, как ты думаешь…
— И Дом Тенто он, значит, тоже поставил в известность?
— Разумеется. Весть должны слышать все, кто в ней заинтересован.
— Но зачем, зачем, зачем?! — вскричал я в ужасе.
— Таковы Законы нашего мира, — сказала Алиса. — Алломар не обманывает никого, даже своих врагов. Причем, врагов — тем более!
— Как это глупо!..
Алиса помолчала немного, взирая на меня как бы несколько издали, а потом, не найдя, вероятно, слов, демонстративно пожала плечами.
— Глупо, но — честно, — сказала она с явственным холодом в голосе. И затем повторила — опять после томительной паузы. — Может быть, это и глупо, с твоей точки зрения, но — это честно…
Я помню, как при ее словах померк солнечный сентябрьский день. Дунул ветер и мелко зарябила вода в невском просторе. Из-за шпиля Петропавловской крепости потащились кривобокие облака с подгоревшей изнанкой. Я теперь тоже чувствовал тень, которая наползала на нас неизвестно откуда.
Ощущалась она буквально во всем. В том, что Геррик пропадал отныне целыми сутками — видимо, пытался кого-то найти, как я понял из намеков Алисы — в том, что он возвращался в квартиру уже заведомо после полуночи, быстро и отрицательно мотал головой в ответ на наши взгляды, быстро ел, ничего никогда нам не объясняя, и немедленно после ужина скрывался к себе в комнату. Тень эта ощущалась в тревоге, которая прорывалась теперь у Алисы чуть не в каждом слове. Она явно нервничала и раздражалась теперь по самому пустяковому поводу. Дважды довольно резко отвечала на мои реплики и, наверное, чтобы не наговорить лишнего, как и Геррик, немедленно уходила к себе. Хорошо еще, что у каждого из нас была своя комната. А потом через короткое время опять появлялась и старалась вести себя так, словно между нами ничего не произошло. У нее даже веки подергивались — такие нечеловеческие усилия она для этого прилагала. А однажды она, схватившись за оконную штору, чтобы ее отдернуть, неожиданно замерла и сказала стиснутым горлом:
— Кажется, за нами следят…
Я осторожно выглянул через ее плечо.
— Да нет, это просто Васька Егоров, мой бывший одноклассник…
— Я уже третий день вижу его здесь, — сказал Алиса.
— Так он живет — вон где. С чего бы ему за нами следить?
— А если это басох?
— Какой басох?
— Басох не убивает человека, — терпеливо объяснила Алиса. — Он просто проникает в него и живет внутри. Внешне человек нисколько не изменяется — разве что глаза у него в темноте светятся красным, знаешь, как габаритные огни ваших машин — но с этой минуты всеми его действиями руководит темный зверь. Причем, сам человек об этом даже не подозревает…
— Кто, Васька?..
— Басох, — твердо повторила Алиса.
— Смотри-смотри! Он уже уходит!..
— Ну я не знаю, — протянула Алиса с сомнением. — Он ведь действительно толчется здесь чуть ли не каждый день.
Больше мы к этому вопросу не возвращались. Однако тем же вечером вспыхнул спор, который произвел на меня сильное впечатление. Я что-то делал на кухне и вдруг услышал громкие голоса из комнаты Геррика. Вероятно, дверь туда против обыкновения была не закрыта. Говорили они по-русски, хотя не раз до этого переходили при мне на гортанный язык, звенящий многочисленными согласными. Мне казалось, что такой язык должен быть у людей, живущих в высоких горах. Язык ледников, язык долгого горного эха. Впрочем, Алиса с Герриком пользовались им не слишком часто: у нас нет тайн от воинов, у нас есть только некоторые личные отношения. Вообще, мог бы уже давно говорить на языке Алломара. — А как? — спросил я. — Ну как? Открываешь рот и — говоришь… — Тут мы, по-видимому, опять упирались в какую-то стенку. Так или иначе, я понимал сейчас каждое их слово. Геррик жестковато настаивал, чтобы Алиса немедленно покинула Землю. Говорил, что это безумие, здесь они все равно по-настоящему сражаться не смогут. Нечего подставлять под удар сразу двоих, в то время как некому защищать базу на Орисгедо. — Там — Гийом, — не менее упрямо отвечала Алиса. — Гийом, Гийом!.. — недовольно восклицал Геррик. — Гийому уже давно пора было бы быть здесь! Его место — тут, а не там, где вполне достаточно Герша!.. — Пусть лучше — там, я, знаешь, не очень верю Гийому… — Он — наш брат, и не забывай, что сейчас он — единственный наследник Алломара… — Вот поэтому я ему и не верю, твердила Алиса. Вспомни Капараббаю — откуда Тенто узнал, что мы готовимся там обосноваться? — Прошу тебя, замолчи!.. — Ни в чем нельзя быть уверенным, когда речь идет о Гийоме. — Чувствовалось, что они оба сильно раздражены разговором. Алиса сказала: Может быть, ты и прав, но у меня все равно нет сил на это. — Ну, теперь у тебя есть, где взять силы, — странным голосом сказал Геррик. — Так ты его для этого посвятил? — Воин должен быть готов умереть за свой Дом… — Тише, пожалуйста, он может услышать, сказала Алиса. Петли скрипнули, дверь, вероятно, плотно прикрылась, голоса сделались неразборчивыми и скоро совсем пропали.
Речь у них, по-видимому, шла обо мне. Я был тем воином, который принес обет Дому Герриков, и глава Дома решал — умереть мне как воину или позволить пока жить дальше.
Кажется, только тогда я впервые понял, насколько все это серьезно. Тень другого мира росла, и все опаснее наползала на нас своим мрачным холодом.
Прикосновение ее я почувствовал уже на следующий день. Мы с Алисой прогуливались от Конюшенной вдоль Марсова поля, и когда свернули на отрезок Садовой, изгибом стремящийся к Невскому, Алиса чуть вздрогнула и, крепче взяв меня под руку, сказала, что за нами — басох.
Я как бы невзначай оглянулся.