– Мы думали, ты потерялась… – объясняла Эбби. – Мы все это время тебя искали, когда ты спрыгнула с причала. Маргарет уже собиралась звонить в полицию.
Гретхен, вся покрытая гусиной кожей, сутулилась, пряча груди, наклоняясь вперед все больше и больше. Наконец она опустилась на корточки, будто собиралась сходить по-маленькому, и застыла. Волосы закрывали ее лицо, и Эбби не сразу поняла, что Гретхен плачет. Тогда она опустилась на корточки рядом и обняла подругу, потирая ее ледяную спину со словами:
– Ш-ш-ш… Все хорошо.
Неуклюже прижимаясь к ней и дрожа, Гретхен целую минуту рыдала, а потом издала непонятный гортанный звук.
– Что? – переспросила Эбби.
– Я хочу домой, – повторила Гретхен.
– Мы туда и идем, – Эбби поднялась на ноги, подняла Гретхен, развернула ее и попыталась идти дальше, но ноги Гретхен застыли так, что не могли нормально шагать.
– Гли! Мар-га-рет!!! – крикнула Эбби, и секунды спустя обе с шумом появились из-за деревьев.
– Слава тебе, Господи! – воскликнула Маргарет, стянула свою просторную футболку и надела на Гретхен (на Маргарет, по крайней мере, был лифчик), после чего они с Гли повели ее к дому. Эбби стояла и смотрела им вслед, чувствуя, как все ее тело переполняется облегчением. Потом она обернулась к блокгаузу – из-за угла показывалось что-то, на вид более современное, чем здание. Подавшись вперед, Эбби увидела, что это большой металлический ящик грязно-зеленого цвета с цифрой 14, написанной белой краской на боку – кто-то оставил это устройство на земле прямо посреди леса. Подойдя к ящику и положив на него ладонь, Эбби почувствовала, как он гудит. В стенке ящика была крышка, запертая на навесной замочек, а на крышке – логотип «Саузерн-Белл». Значит, гудение, что она слышала вчера ночью, производило какое-то телефонное оборудование, поняла Эбби.
Тайна немедленно рассеялась. Эбби снова повернулась к зданию – теперь оно не казалось зловещим, только очень побитым: потолок наполовину провалился, на полу и земле валялись обломки бетона, а стены изнутри тоже были сверху донизу покрыты надписями – непонятными символами, нечитаемыми словами, не то буквами, не то цифрами, примитивными сатанинскими символами, порнокартинками и названиями музыкальных групп, написанными и нарисованными друг поверх друга. Повсюду валялись бутылки из-под винных коктейлей и окурки.
В самом центре помещения лежал особенно большой кусок бетона – размером с обеденный стол и такой же круглый, лицевой стороной повернутый к окну и наполовину освещенный жидким утренним солнцем. На бетонной поверхности были следы красной жидкости – может быть, свежей краски. Эбби медленно попятилась от окна, а затем убралась из леса.
По дороге она говорила себе: это просто краска. Просто краска, и все.
Воскресенье, кровавое воскресенье [6]
Все были голодные, как волки, но холодильник Маргарет был пуст, за исключением половинки грейпфрута, стружки чеддера в многоразовом пластиковом пакете, коробки «Перье» и упаковки слабительных свечей (мама Маргарет снова начала следить за весом).
Гли от недосыпа испытывала прилив энергии и сейчас детально пересказывала вслух сама себе, как они всю ночь искали Гретхен и как она, Гли, ужасно волновалась. Маргарет была как будто не совсем в себе – она стояла перед кофеваркой и смотрела, как прибор наполняется. Подруги жутко воняли, у Эбби были исполосованы все голени, руки и плечи казались одним сплошным синяком, а кожа на голове ныла там, где ей выдрало кусок волос. Эбби пыталась вывести Гретхен из дома, но та снова и снова возвращалась: сначала она хотела искать в лесу свою футболку, потом потеряла кошелек, потом в сумке Гретхен не оказалось ключей от дома… Маргарет ждала их, но, когда Гретхен в третий раз положила куда-то сумку, а потом не смогла найти, Миддлтон кинулась в душ и громко захлопнула за собой дверь. Наконец Эбби и Гретхен погрузились в Пыльный Катышек и торопливо удалились.
– Надо было подождать Маргарет, – тихо сказала Гретхен, прислоняясь к пассажирскому окну.
– Мы ее в понедельник увидим. Сейчас главное – привезти тебя домой раньше, чем там будут твои родители.
– Ау… – застонала Гретхен. Пыльный Катышек трясло на проселочной дороге, окруженной дубами, и голова Гретхен застучала об окно.
Старинные чарльстонские семьи любили большие загородные особняки и длинные подъездные дорожки. Чем хуже было состояние тех и других, тем правильнее казались себе их владельцы, и Миддлтоны были очень правильными. Наконец, прежде чем амортизаторы окончательно сдались, Эбби повернула направо, выводя Катышек на двухполосное шоссе, идущее через густой сосновый лес из Уодмало в Чарльстон. Она нажала на газ, и мотор Катышка, которому место было разве что в швейной машинке, бешено завыл.