В качестве альтернативы и одного из способов защиты моих гипотез (хотя подобная апология уже явно запоздала) я хотел бы сказать несколько слов о достоверности самих свидетельств: о том, где именно достигнут генетический консенсус, где такого консенсуса пока нет, но, насколько мне известно, шансы достичь его весьма высоки, и, наконец, где доказательства слишком шатки и способны вызвать разве что недоумение. В противном случае есть все шансы, что даже самые убедительные доказательства, представленные мной, будут отметены прочь той же метлой, что и ничего не стоящие пустяки.
Итак, исход из Африки — вопрос практически решенный. Сегодня найдется очень мало генетиков, работающих в данной области, которые еще сомневаются в том, что позднейшие расселения людей современного типа, выходцев из Африки, привели к вытеснению и замещению архаических подвидов Homo sapiens на территории всего остального мира. Да, возможность существования нескольких генетических следов древнейших линий, не связанных с исходом из Африки, сохраняется, но она носит чисто теоретический характер. Генетическая логичность гипотезы об одном-единственном исходе из Африки практически неопровержима, хотя большинству генетиков и археологов еще только предстоит признать ее правоту. Южный маршрут исхода из Африки через устье Красного моря уже давно был признан зоологами как наиболее удобный сухопутный маршрут миграций многих видов млекопитающих в эпоху плиоцена, но лишь недавно он стал всерьез рассматриваться как один из параллельных маршрутов исхода человека современного типа. Дело в том, что главным маршрутом исхода предков европейцев по-прежнему считается северный путь, через Суэц.
В этой книге я предлагаю синтез генетических и других данных. И все они подтверждают, что в древности имел место один-единственный исход по южному маршруту из Эритреи в Йемен и что все неафриканские мужские и женские генные линии произошли от одних и тех же общих линий-родоначальниц, возникших в Южной Азии (или, по крайней мере, неподалеку от южного маршрута). Я считаю генетическую логичность этих материалов серьезным основанием подобного синтеза, и именно на них базируется все построение моей реконструкции диаспоры[462] древнего человека. Понятно, что «выбор» исходной точки определил все последующие маршруты и пути расселения наших предков и ближайших сородичей. Отслеживание подобных путей возможно только в результате выраженной специфичности регионального распределения генетических ветвей. Географическая конкретность распределения ветвей генного древа мужских и женских линий, представленного в этой книге, являет собой разительный контраст по сравнению с крайне запутанной картиной межрегионального распределения ветвей генетических линий, наблюдаемой в более ранних генетических исследованиях. Уровень распределения линий по странам и континентам сам по себе является убедительным свидетельством того, что некогда все они находились в неком общем «доме», но затем первопроходцы-пионеры, по крайней мере, — в эпоху до Последнего ледникового максимума, способствовали активному продвижению и распространению некоторых из них. Консервативный аспект нашей генетической предыстории также предлагает частичное объяснение того факта, что, когда мы видим человека, мы обычно можем сказать, откуда он и на каком континенте жили его предки, и можем перечислить некоторые характерные признаки, которые некоторые из нас по-прежнему называют «расовыми отличиями».
По мере продвижения далее по этому пути, на север и восток из Индии, генетическая реконструкция маршрутов приобретает все более и более гипотетический характер, причем одни из этих маршрутов прослеживаются более точно, чем остальные. Особенно легко проследить путь мигрантов в Австралию. Древнейшая дата колонизации Австралии, если ее достоверность подтвердится, также позволяет считать продвижение собирателей на прибрежной полосе по всему побережью Индийского океана через Юго-Восточную Азию единственно возможным маршрутом. Между тем глубокие генетические различия между аборигенами Новой Гвинеи и Австралии со всей определенностью свидетельствуют о том, что в древности там имели место как минимум две разные волны колонизации этих территорий.
Позднейшее заселение Европы и Леванта из района Персидского залива, а не из Северной Африки — это моя основная гипотеза, базирующаяся на самой структуре генетического древа. Она объясняет, почему в Западной Азии и Европе, единственных неафриканских регионах мира, практически отсутствует азиатский суперклан М. Позднейшая дата колонизации Леванта объясняется засушливым климатом, существовавшим на планете до 50 000 г. до н.э., в результате чего коридор между районом Персидского залива и Левантом оказался закрытым. Однако затем заметное улучшение климата, начавшееся после 50 000 г. до н.э., вновь открыло путь, ведущий в район Плодородного Полумесяца, сделав возможной миграцию на северо-запад — на Левант и Кавказ и далее, в Европу.
Остальные версии о заселении Евразии носят гипотетический характер. Описания колонизации Восточной Азии по пути миграции собирателей на прибрежной полосе, а также в результате пунктирных исходов из Центральной и Северной Азии по обе стороны Гималаев — это всего лишь наиболее вероятные с географической точки зрения объяснения имеющихся генетических данных. Концепция заселения прибрежных низменностей Восточной Азии, на которые в эпоху Последнего ледникового максимума хлынул поток переселенцев из степей Центральной Азии — это тоже моя гипотеза, способная кое у кого вызвать удивление. Но дело в том, что пока что не существует другого убедительного объяснения существующего распределения генетических линий и типов внешности, отмечаемого в Восточной Азии, и подтверждаемые археологическими свидетельствами резкие изменения в Японии и Корее, имевшие место на пике Последнего ледникового максимума, являются весьма показательными для проникновения на эти территории культур Верхнего палеолита из Центральной Азии.
Что касается заселения Северной и Южной Америки, то я предпочитаю согласиться со сложившимся консенсусом генетиков о проникновении всех генетических линий на американский континент во время Последнего ледникового максимума или непосредственно перед ним, рассматривая некоторые особенности поведения человека с точки зрения господствующей археологической концепции Кловиса.
Точность датировок в решающей мере зависит от того, какой метод используется для их получения. Дело в том, что даже радиоуглеродный метод датировки заключает в себе системные погрешности. В некоторых ситуациях датировки, полученные путем расчетов с помощью молекулярных часов, для генетических линий очень близко согласуются с датировками, основанными на археологических свидетельствах. Митохондриевые молекулярные часы пока что находятся в стадии настройки, а датировки по Y-хромосомам остаются весьма приближенными. Более того, поскольку сам принцип действия молекулярных часов зависит от нечастых случайных мутаций, для получения более или менее надежных данных требуется провести большое число замеров (т.е. множество анализов у представителей разных генетических типов). Это означает, что многие из недавних датировок археологических объектов, полученных при использовании радиоуглеродного метода, являются гораздо более точными. В то же время в датировках по радиоуглеродному методу археологических объектов, относящихся к периоду Последнего ледникового максимума, присутствует множество погрешностей, а для эпохи старше 40 тысяч лет тому назад радиоуглеродный метод и вовсе представляется ненадежным. Между тем для генетических часов пресловутого потолка в 40 тысяч лет просто не существует.
462
Диаспора (от греч. diaspora — рассеяние) — рассеяние, распространение этноса за пределами своей прародины или признанной этнической территории. Древнейшую диаспору в историческую эпоху составляли финикийцы, затем сложились обширные греческая и еврейская диаспоры. — Прим. перев.