Выбрать главу

Опасаясь высовываться из-под телеги, Балаш наощупь нашел плотный ремень и приступил к делу. Никогда ранее ему не приходилось иметь дело с толстыми ремнями из сыромятной кожи, ощущение было такое, будто пытаешься распилить ствол дерева столовой ложкой. Через четверть часа пот заливал ему глаза, а плечо ныло от неудобной позы. И Балаш решился вылезти. Притаившись в тени массивного деревянного колеса, он, в который уже раз, тревожно огляделся. Все было спокойно. Так работать было намного удобнее, и нож юноши с удвоенной силой впился в тугой ремень. Теперь дело пошло гораздо быстрее. Лопнул один ремень, второй. В какой-то момент, вытирая пот со лба, Балаш поднял глаза и оцепенел. Йорг, не моргая, смотрел прямо на него, чуть повернув голову. Волна страха приподняла волосы на затылке юноши и неожиданно отступила. Внезапно успокоившись и осмелев, Балаш поднял нож, показав его йоргу, и принялся пилить ремень, стягивающий его руки. Тот едва заметно кивнул. Похоже, он вовсе не так плох, как выглядит. Многочисленные раны уже не кровоточили.

Внезапно Балаш затылком почувствовал опасность. Из огромной, сгустившейся позади него тени протянулась огромная волосатая рука и с легкостью надорвала надрезанный ремень. Балаш медленно повернулся, в ужасе вжавшись спиной в колесо. Еще одно чудовище нависло над ним: не такое огромное и с черной блестящей шерстью. Йорги переглянулись, и вновь пришедший принялся разрывать оставшиеся ремни один за другим, не обращая внимания на человека. Те лопались, будто натянутые струны. Балаш юркой ящеркой заполз под телегу. Умила была уже там, дрожащая, с расширенными от страха глазами. Сначала две, а потом четыре волосатые ноги топтались у них перед глазами.

Крик ужаса, изданный отошедшим от костра отлить бедолагой, поднял на ноги весь лагерь. Внезапно телега, под которой прятались молодые люди, взвилась в воздух и, сбивая с ног всех, кто все же сумел на них подняться, пронеслась по лагерю и врезалась в один из погребальных костров, разметав его обугленное содержимое по сторонам. После этого чудовища неслышно исчезли среди деревьев. Балаш и Умила испуганными зайцами скакнули в кусты и помчались к реке. Вернувшись обратно тем же путем, что и пришли и, уже совершенно не таясь, они освободили от пут изнывающего Ефима, немилосердно ругающего их колупаями медлительными, отвязали трех лошадей и, никем не замеченные, скрылись среди деревьев. В лагере, между тем, царила паника: ржали и метались испуганные лошади, стонали раненые, кричали живые, туша разметавшийся огонь, вооружаясь, отлавливая лошадей и трезвея на бегу. Безуспешная погоня за чудовищами отправилась в одну сторону, а беглецы ускакали в другую.

Азар в бешенстве бил, пинал, топтал дорогими кожаными сапогами, подкованными железом, бесполезного теперь переводчика, вымещая на несчастном свою ярость, досаду и разочарование. Поначалу человечек сжимался в клубок, закрывая руками голову, и скулил, как собака. Сейчас, забитый почти насмерть, он бездыханной тряпичной куклой валялся на земле. Лицо, превращенное в кровавое месиво с торчащими осколками костей и зубов, уже ничего не боялось. Переводчик ускользнул от ярости Азара к своему Богу и был недосягаем, чем еще больше распалял своего убийцу. Никто не посмел ему помешать. Седобородый старик – знаток секрета взрывного порошка, отправился к своему Богу накануне ночью, размазанный по земле метко брошенной йоргами телегой.

Двое, их было двое. Почему он не знал о втором чудовище? Больше половины его людей были убиты, ранены или покалечены, секрет взрывного порошка утерян навсегда, чудовища сбежали, даже Ефим – гнусная крыса и тот сумел от него улизнуть. Отец будет недоволен. Очень недоволен. Гнев отца, пожалуй, единственное, что пугало Азара.

Азар выместил на переводчике не только свою злость, но и страх. Это мало помогло. Когда Азар был в состоянии бешенства, все окружающие благоразумно забивались по щелям, словно тараканы. Лишь Кениша, сидя в отдалении, невозмутимо наблюдала за братом, дожидаясь окончания вспышки ярости. Она точно знала, что её – любимицу отца, он и пальцем не тронет, хотя и считает всего то безмозглой красивой куклой, вроде тех, которых сам дарил ей в детстве. Дождавшись, пока брат немного успокоится и присядет утолить жажду, она встала и решительно направилась к нему. Азар пил воду, словно лошадь, шумно отфыркиваясь и обливаясь. Кениша брезгливо сморщила носик.