«Ты его не знаешь. Иноземец. Роменом звать,» – начинал раздражаться Балаш.
Ефим словно в стену с разбега воткнулся: «Роменом, говоришь, звать. И как помог, расскажи?»
«Да некогда, Ефим. Какая разница? Тебе бежать надо. Или шкурой своей дорожить перестал?» – кипятился юноша.
«Есть разница, раз спрашиваю. Это ты придумал? Или он подсказал?» – допытывался Ефим.
«Ну, вообще-то, он,» – задумавшись на секунду, признал Балаш. – «Сказал, что если я хочу помочь другу, то у него есть сонный порошок, чтобы усыпить стражников.»
«А откуда он узнал, что мы друзья?»
«Не знаю. Пойдем уже скорее.» – Балашу было не по себе.
«Стой, нельзя уходить. Именно этого он и хочет. Когда же ты, парень, уже начнешь думать своей головой? Неужели не чувствуешь, здесь что-то не так. С какой стати этому иноземцу тебе помогать? А уж тем более мне?»
«Просто так. Просто он – человек хороший.»
«Просто только кошки родятся,» – отрубил Ефим. – «Я о нем такое знаю. Только доказать не могу. Вертаемся назад.»
«Ты сдурел? Тебя казнят утром.»
«Если все получится, не казнят. Думаю, он решил сделать это сегодня и свалить на меня. Или на нас обоих. Я бы так и сделал. Отличный план,» – совсем запутал Балаша своими пояснениями Ефим и потащил ошеломленного парня назад. – «Скорей, скорей. Только бы не опоздать,» – подгонял он юношу.
Балаш еще пробовал образумить его по дороге. Но Ефим, ведомый своим безошибочным чутьем, несся по лесу, словно взявшая след охотничья собака за лисой. Чуйка эта вела его по жизни, сродни лучу маяка, множество раз позволяя не вляпаться в неприятности, либо выпутаться из них с наименьшими потерями. Кляня себя последними словами за бесхребетность, Балаш, по настоянию Ефима, вернулся к кострам иноземцев, расположившимся несколько поодаль основного лагеря. Здесь его хорошо знали, поэтому и появление юноши никаких подозрений не вызвало. А вот Ромена на месте не оказалось. В точности, как и предсказывал Ефим.
«Может быть, в его словах действительно что-то есть?» – впервые призадумался Балаш. – «Что я, в сущности, знаю о Ромене? Варит самую вкусную похлебку на свете и любит кошек. А откуда у него сонный порошок? Обычные люди такое в карманах не носят. Почему я не подумал об этом раньше?»
Выждав некоторое время (вдруг он всего-то отошел по надобности, да подзадержался), Балаш вернулся к Ефиму.
Лагерь затихал. То тут, то там иногда еще раздавались взрывы громкого смеха или шум оживленной беседы. Но все больше людей разбредались, устраиваясь на ночь в шатрах, палатках или просто под навесами из соснового лапника от дождя. Огонь робко облизывал толстые поленья, подброшенные в костры на ночь, примериваясь к столь основательной добыче. Начинали мужественную борьбу со сном ночные дозорные. Гуськом тянулись к отхожей траншее и обратно в лагерь страждущие, разнообразив её содержимое, регулярно пересыпаемое слоями земли, свежими порциями дерьма на радость жирным, зеленым мухам с лоснящимися спинками.
Служанки Мизы сновали туда-сюда вокруг шатра владычицы, таская чистую воду из озера для омовения или грязную посуду в обратном направлении, подливая масла в светильники или выбивая пыль из ковров. Наконец, перестали мельтешить и они, угомонившись в своем маленьком шатре.
Два маленьких костерка с обоих сторон от входа в шатер Мизы освещали скучающих, тяжело опирающихся на копья иноземных стражников. Они переминались с ноги на ногу, не решаясь присесть. Ведь в любую минуту мог пожаловать Домиар. Он – частый гость в этом шатре. А мог и не пожаловать. Поди, угадай. Вот и маялись на ногах, на всякий случай.
Лагерь окончательно утих. Лишь изредка доносилось конское ржанье пасущихся в степи лошадей, да уханье какой-то ночной птицы. Ромен выжидал. Завернувшись с головой в плащ, он прикидывался спящим неподалеку от шатра владычицы, не сводя с него внимательных глаз. Суматошно бегающие служанки давно закончили дневные труды и забились в свой шатер, словно мышки в норку. Зевающие стражники заступили на ночную вахту. Все замерло, погрузилось в оцепенение, заснуло. Пришло его время.
Длинный, тонкий кинжал приятно холодил бедро. Он разрежет плотную кожу шатра легко, быстро и бесшумно, словно мягкое масло. Почти ежедневно бывая в покоях владычицы Мизы, он прекрасно знал внутреннее расположение. Поэтому без колебаний направился в обход к той части шатра, где находилось походное ложе владычицы. Действуя без малейших промедлений, он вонзил кинжал в кожаное полотнище и рассек его надвое. В свете тускло горящего масляного светильника Ромен увидел прямо перед собой низкое ложе с неподвижной фигурой в центре. Длинные черные волосы закрывали лицо, уткнувшееся в шитую золотом подушку. Всего пара коротких, решительных шагов, и кинжал вонзился в спину владычицы по самую рукоять.