– А как, позволь узнать, выглядел бы Сергей, случись это расследование?
– Он сам виноват! Прояви он большую чуткость, никто бы не посмел его упрекнуть.
– Ты прекрасно знаешь, что Сергей не совершил ничего дурного. И все, что он делал, он делал ради Ники!
– В таком случае ему не стоит так нервничать. Пусть следствие во всем разберется!
Павел вышел от вдовствующей императрицы взвинченный и направился прямиком к Николаю II.
– Ники, я в полном недоумении! Я надеялся, что тема с расследованиями Ходынской катастрофы была закрыта еще в Москве. Но твоя матушка, похоже, эту идею до сих пор не оставила. Еще и отчитала меня за Палена, как мальчишку какого-то. Хотя это он с нами был крайне непочтителен! Как он, вообще, смеет так себя вести?
– Не волнуйся, дядя Пиц! Обещаю, я поговорю с ней. Я уже просил ее не слушать наговоров, но в этом случае слишком уж много претензий… Может быть, позволить им сделать это расследование? Они замолчат хоть ненадолго…
Павел только развел руками.
Вернувшись домой, он излил все возмущение в письме к брату. Тот, хоть и не удивился, но расстроился. Все же брезжила призрачная надежда, что история замнется, что, наконец, оставят его в покое. Он с болью ответил Павлу, что знал, Минни не простит ему те три счастливые недели, которые Ники провел у него в Ильинском после коронации. Это типичная ее ревность. Сергей, возможно, был прав. Павел вспомнил, как пару лет назад Мария Федоровна чуть не расстроила помолвку сына, когда узнала, что ею занимаются Сергей и Элла. Борьба за место в сердце Государя не останавливалась ни на минуту, хотя там было довольно места для всех.
Скоро московский генерал-губернатор попросил Ники дать ему отпуск под предлогом, что супруге требовалось лечение во Франценсбаде, да и ему нужно было восстановиться после изнурительной коронационной нервотрепки. Не без досады он поделился с племянником, что многие родственники вдруг забыли про его именины и не прислали ему поздравления, объявив негласный бойкот. Получив позволение Государя, Сергей с женой уехали за границу, где их сердечно приняла семья Эллы.
XIII
Пока московский генерал-губернатор отдыхал на водах, счастливо решилась судьба его старшего брата Алексея. Он остался при должности, а критиковавшему его военно-морское ведомство Сандро было предложено отправиться в кругосветное путешествие. Тот от такой заманчивой перспективы отказался. Не для того он женился на сестре Царя, чтобы без малого год болтаться на волнах вдалеке от светских развлечений и столичных удовольствий. В итоге Сандро был отчислен в свиту, что задело и расстроило его жену. Обиженные супруги взялись бранить братьев Александра III с еще большим рвением, при любом удобном случае пытаясь привлечь на свою сторону Николая II, который очень любил свою сестру Ксению.
Государь вновь поднял с Павлом вопрос о службе в Москве. Видимо, Сергей продолжал давить на племянника, уж очень ему хотелось иметь Пица рядом, особенно сейчас, когда все от него отвернулись.
– Не пора ли нам вернуться к разговору о дивизии в Московском округе? – бодро начал Ники.
– Я не буду служить в Москве! Я останусь в Питере, даже ежели мне для этого придется уйти в отставку! – вспылил Павел.
Царь не ожидал такой бурной реакции на невинный, в общем-то, вопрос, и был ею немало ошеломлен.
– Прошу простить мою резкость, Ваше Императорское Величество. Эта тема уже набила мне оскомину и ничего, кроме раздражения, не вызывает, – спохватился Пиц и попытался сгладить ситуацию. – Но почему я должен исполнять любую прихоть Сергея, будто я его адъютант? Я такой же член императорской семьи, и мои предпочтения должны иметь такой же вес, как и желания Сергея.
– Но разве сам ты не хотел ехать в Москву?
– Нет, вернее, вначале мое отношение к этому было нейтральное, но теперь я твердо намерен остаться в Петербурге. Это мое осознанное решение. Владимир, кстати, не против. Он говорит, я могу принять первую гвардейскую кавалерийскую дивизию.
– Хорошо, так тому и быть. Но, будь любезен, объяснись с дядей Сергеем сам.
Окончательный отказ Павла перебираться в Москву вогнал августейшего отпускника в страшное уныние. Все это было так не вовремя, именно тогда, когда травимому кузенами московскому генерал-губернатору как воздух нужна была поддержка.
Павел устал печься о чувствах брата. Он считал, что он столько сражался за Сергея после Ходынки, что мог рассчитывать на небольшую благодарность и уважение его права выбирать место, где жить и служить. Зато теперь ему не нужно было объясняться с Сергеем по поводу Ольги. Он не подумал, что их ссору придворные сплетники тут же начнут использовать против московского генерал-губернатора, решив, что Пиц, в конце концов, все осознал и встал на сторону противников брата.