той трубы, Сергей Петрович? спросил он после долгого молчания. - Из этой толстой? Придется сначала объяснить вам значение водонапорной трубы, которая идет рядом с ней. Как видите, она немного тоньше первой. По ней под собственным напором - я вам уже говорил, что здесь, у дна океана, давление равно двадцати атмосферам - внешняя морская вода устремляется вниз, в шахту. В нижнем, глухом конце этой трубы вода разбивается на несколько десятков мощных струй, и каждая из этих струй по своему шлангу, через свой брандспойт1, вырывается наружу и с огромной силой бьет и разбивает горную породу на дне шахты... - Простите, Сергей Петрович. Я, конечно, мало понимаю в технике, но все же слышал, что этим способом размывают, скажем, песчаную почву, глинистую или, как их там... - Вы хотите сказать - осадочные породы? - Да, да, мягкие породы. Но только что товарищ Красницкий докладывал вам, что они пробивают шахту в базальте2. В базальте! Он ведь, кажется, такой же твердый, как гранит. Не так ли? Что же может с ним сделать вода даже под напором в двадцать атмосфер? - Это вполне естественный вопрос, - сказал, улыбаясь, Лавров. - Надо знать, что под таким давлением струя воды получает твердость стали и действует, как стальной лом. Но, кроме того, мы получили еще добавочную силу благодаря успехам советской химии. Недавно, один из наших химических институтов открыл состав, который называется геологическим растворителем. Это о нем мы только что разговаривали наверху. Подробно говорить об этом составе я не могу. Могу сказать лишь, что одна его крупинка, растворенная в кубометре воды, позволяет ей под сильным давлением разъедать и растворять почти мгновенно верхний слой любой горной породы, в том числе и самой твердой, как, например, гранит, базальт, диорит3. Ну, хотя бы вот так, как соляная кислота растворяет в себе без остатка большинство металлов, органические ткани, кости. По водонапорной трубе идет вода уже с ничтожной примесью растворителя, но этого достаточно, чтобы наши гидромониторы даже в базальте каждые сутки углубляли шахту на десять-пятнадцать метров. - Так... Интересно... О чем же вздыхает другая труба? - спросил Гоберти. - Другая труба - отводная, - продолжал Лавров. - Внутри нее через равные промежутки помещаются мощные электрические насосы, которые поднимают наверх пульпу - то есть уже отработанную воду с размытой горной породой. Эта пульпоотводная труба уходит далеко от поселка по морскому дну, и там теперь образуется, если можно так выразиться, новый геологический слой отложений из выбрасываемой породы. Работу этих насосов вы и слышите из пульпоотводной трубы. - Замечательно! - проговорил Гоберти, снимая кепку и на ходу вытирая покрытые капельками пота лоб и розовый лысый череп. - Кстати, Самуил Лазаревич, - обернулся Лавров к Гуревичу, - как работают пульпоотводные насосы? Какая производительность? - Великолепно работают, Сергей Петрович, и монтаж идеальный. Прекрасная конструкция! Поршень с расширяющимся эластичным ободом, и зазора между поршнем и цилиндром насоса фактически нет. Производительность выше проектной. - Вот как! Очень хорошо. Какой завод поставлял? - Московский гидротехнический. А конструкция - Ирины Васильевны Денисовой, начальника производства на этом заводе. Мы с ней обменялись визетон-письмами, и я прямо благословлял ее за эти насосы... Обычно бледное лицо Лаврова порозовело. - Вот как! - пробормотал он с улыбкой. - Очень рад... Очень... Гоберти энергично обмахивал кепкой раскрасневшееся лицо. - Что-то очень жарко становится, - говорил он. - Сердце у меня неважное, с трудом выносит такую температуру. - Сейчас будет станция, господин Гоберти, - отозвался Гуревич. - Минуту потерпите. Через два лестничных пролета на площадке, в стене шахты, показалась плотно закрытая дверь. Гуревич открыл ее, за ней другую и пропустил мимо себя гостей. Они очутились в высокой, мягко освещенной комнате, уставленной мебелью. Здесь была тишина и приятная прохлада. Из боковой двери появился человек в белом халате и быстро направился навстречу вошедшим. - Наш врач, - представил его Гуревич и обратился к нему: - Илья Сергеевич, господин Гоберти жалуется на сердце. Можно ли ему продолжать спуск? Врач подошел к журналисту, пощупал пульс, взял со стола какой-то миниатюрный сложный прибор и приставил его к груди Гоберти. На наружной стороне прибора задрожала стрелка и затем начала быстро и неравномерно колебаться из стороны в сторону. Врач покачал головой. - Только в скафандре, - сказал он. - Вам нельзя утруждать свое сердце. - В таком случае, - обратился Гуревич к Лаврову, - я предложил бы всем сейчас одеться. Все равно нам придется это сделать на следующей станции. Внизу довольно высокая температура. - Ну что же, давайте, - согласился Лавров. - Давайте давайте - весело говорил Гоберти, к которому в прохладе и тишине вернулась обычная жизнерадостность. - Мое сердце не раз уже доставляло мне неприятности в самые интересные моменты. Лучше заранее принять меры. Через десять минут несколько странных человеческих фигур гуськом вышли из помещения подземной станции и возобновили свой спуск уже в кабине грузового, медленного лифта. Они были одеты в широкие, мешковато сидящие коричневые комбинезоны, на спинах они несли небольшие ранцы, на головах были надеты круглые прозрачные шлемы. В этих костюмах люди напоминали водолазов, готовых к спуску под воду. Сквозь прозрачную оболочку шлема виднелось оживленное лицо Гоберти. - Вот это я понимаю! - довольно говорил он, оглаживая на себе костюм рукою в перчатке. - Дышать легко, приятная прохлада... Замечательно! - Это жароупорный скафандр, изолирующий человека от внешней температуры газов и вредного влияния радиоизлучений, - сказал Гуревич. - А свежим воздухом вас снабжает аппарат кондиционирования, спрятанный в ранце на спине скафандра. Там же находится и крохотный радиотелефон, по которому вы поддерживаете связь с внешним миром. - Замечательно! Гениально! - восторгался Гоберти, занося что-то в записную книжку, прикрепленную на тесьме к поясу скафандра. Спуск продолжался. Одна за другой сменялись площадки с мраморными щитами управления. Через каждые три площадки на щитах выделялся величиной один рубильник, длинная ручка которого, окрашенная в красный цвет, далеко простиралась над площадкой. - Что это за штука? - спросил Гоберти, указывая на рубильник. - Это аварийный рубильник шахты. Пока его ручка находится в горизонтальном положении, ток подается всей шахте. Прижимая ее вниз, к щиту, мы сразу лишаем шахту тока и прекращаем работу всех до единого механизмов. - Зачем же такой рубильник имеется почти на всех площадках? - Чтобы с любой из них можно было в случае аварии прекратить подачу тока и остановить механизмы. Обычно же управление сосредоточено в главной диспетчерской1 в надшахтной башне... Внизу, под ярким светом фонарей, что-то матово блестело, словно стеклянный круг покрывал все дно шахты. Гул все увеличивался, разрастался, плотным шумом заполняя уши людей через наружные микрофоны. Приходилось повышать голос при разговоре. - Почему шахта наклонная? - спросил Гоберти. - Потому что на глубине пяти километров, под небольшим углом, при посредстве горизонтального тоннеля она должна соединиться с другой, ответил Лавров. - Из соседнего поселка, в нескольких километрах отсюда, проходят точно такую же наклонную шахту. - Зачем же это? - По этой шахте из океана будет устремляться вниз сравнительно холодная вода. Вы видите, стены здесь оштукатурены. Их покрывает теплоизолирующая штукатурка, не допускающая сюда подземное тепло. Поэтому и вода по дороге вниз не будет нагреваться. Вон там видны механические штукатуры. Гоберти уже давно обратил внимание на множество машин, похожих на больших черных жуков. Построившись ровной шеренгой по всей окружности стены, они непонятным образом держались над темным, еще оголенным пространством свежепройденной породы. Машины медленно спускались по стене, равномерно двигая вправо и влево своими восемью лопатообразными лапами, захватывая ими все новые полосы темной породы и оставляя за собой свежую, светло-голубую полосу штукатурки... Каждые пять машин соединялись длинным серым шлангом с толстой трубой. Они походили на огромных запряженных жуков; казалось, что тугие вожжи держит скрытый в трубе невидимый ямщик. - Каким же чудом эти штукатуры держатся на стене и не срываются с нее? И как они так ловко работают? - восхищенно задавал вопросы Гоберти. - Они держатся благодаря вот этим металлическим полосам, которые заделаны в стене под штукатуркой и тянутся снизу, под каждой машиной. Электромагнитный аппарат, имеющийся внутри каждого механического штукатура, притягивает его к этой полосе и не дает ему упасть, позволяя в то же время двигаться вниз вдоль полосы. По серым шлангам из трубы в машину поступает теплоизолирующая штукатурная масса, которая затем переходит в лопатки. Они распределяют эту массу ровным слоем по стене: первая пара - впереди машины, вторая - дальше, в ширину, по обе стороны машины, третья пара - самых длинных - еще дальше, до границ захвата соседней машины, четвертая пара вибрирует и уплотняет уже наложенный слой штукатурки. - Замечательно! Гениально! - не переставал восхищаться Гобертн. - Но вы хотели объяснить мне, зачем оштукатуриваются стены этой шахты... - Да, да... Соседняя шахта номер три-бис и тоннель между обеими шахтами не будут изолированы от подземной теплоты, - продолжал Лавров. - Именно в них холодная вода, поступающая из первой, вот этой шахты, будет нагреваться почти до критической температуры и - сначала в виде пара, потом горячей воды - вырываться по второй шахте наверх, в океан. - Ага, так, так... - понимающе говорил Гоберти. - Но все-таки, Сергей Петрович, простите мою безграмотность: почему же вы лишаете себя одной из этих парных шахт? Ведь в двух шахтах вода скорее нагрелась бы? - Это так. Но нам нужна не только теплая вода, но и ее движение. Мы создаем условия для быстрейшей циркуляции воды. Если бы она нагревалась в каждой шахте самостоятельно и одинаково, то процесс обмена с верхними слоями воды шел бы очень медленно. В данном же случае создается усиленное движение, усиленная циркуляция воды из этой сравнительно холодной шахты через горячий тоннель в другую, горячую шахту. Холодная, то есть более тяжелая вода в первой шахте будет стремиться вниз, чтобы занять в тоннеле и во второй шахте место горячей, легкой воды, которая с особой энергией будет вырываться вверх через вторую шахту. Кабина лифта медленно опускалась под всевозрастающий гул и рев. Навстречу снизу выплывало сверкающее гигантское кольцо в виде толстого колесного обода, опоясывающего по стене всю шахту. Обод лежал на огромных металлических балках, вделанных в стены шахты. Сквозь прозрачные стены обода виднелись расставленные внутри его механизмы, приборы, аппараты. Изредка мелькали одинокие фигуры людей в скафандрах. Кабина лифта прошла сквозь отверстие в ободе, толщина которого оказалась около четырех метров, и пассажиры увидели под собой еще около десятка таких же ободьев, параллельно опоясывающих стены на расстоянии двадцати пяти метров друг под другом. - Что это за гигантские колеса? - спросил Гоберти, всматриваясь во внутренние помещения приближающегося обода. - Это галереи искусственной метаморфизации1, - ответил Гуревич. - Здесь создается искусственная гранитная оболочка вокруг шахты для предохранения ее от обвалов. Электрический ток расплавляет окружающую горную породу и... Внезапно странный прерывистый звук, похожий на громовой кашель великана, прервал его. Гуревич побледнел и растерянно посмотрел на Лаврова, который ответил ему недоумевающим взглядом. От этого необычайного звука, казалось, вздрогнула вся шахта, и даже гул и рев, наполнявшие ее, сразу пропали, поглощенные им. Но звук сейчас же исчез, пронесшись мгновенной бурей, и через секунду все в шахте было по-прежнему, привычный ровный шум вновь плотно встал в ней. С минуту все в полном молчании напряженно прислушивались, словно выжидая чего-то. - Что бы это могло быть? - спросил наконец Лавров. Гуревич пожал плечами. - Не понимаю, - ответил он не сразу. - Я даже не мог уловить, откуда он, этот грохот. - Мне показалось, - сказал Гоберти, которому передалось беспокойство его спутников, - мне показалось, что он несся отовсюду, как будто из самых недр земных, со всех сторон. - Но в нем было что-то металлическое, - задумчиво сказал Гуревич. - Совершенно верно, - живо подтвердил Лавров. - Значит, шум возник где-то здесь, в шахте, среди механизмов и перекрытий. - Вот это меня и беспокоит, Сергей Петрович. Надо во что бы то ни стало и, главное, поскорей установить место возникновения этого звука. Миновав последнюю галерею метаморфизации, кабина медленно приближалась ко дну шахты. Огромный, чуть выпуклый стеклянный круг покрывал его, узенькие серые полоски лучеобразно расходились по кругу из центральной черной площадки. Издалека можно было различить на этой площадке, огороженной решеткой, человека в скафандре, стоявшего перед возвышением, похожим на кафедру. Вскоре кабина остановилась. Выйдя из нее, все очутились на стеклянно-стальной поверхности круга и вступили на серую дорожку, тянувшуюся от лестницы к центру. Внизу, под ногами, бешено клокотала, вскипая желто-коричневой пеной, темная вода. Черные трубы, изогнувшись под прозрачно-стальным потолком, словно ноги гигантского паука, тянулись во все стороны, доходя до таких же стеклянных стен шахты, словно образуя собой каркас огромной круглой палатки с прозрачным сводом. От каждой трубы отделялось и висело вниз множество отростков - брандспойтов. Из их нижних отверстий вырывались, словно толстые металлические прутья, белые струи воды и с чудовищной силой били в илистую массу на дне, вздымая кверху водяные холмы. Нижние концы брандспойтов, как огромные слоновые хоботы, медленно описывали круги, и в какие-то определенные моменты соседние струи воды как будто сливались вместе и били с удвоенной силой. Гул и рев воды достигали здесь такой силы, что в них тонул шум работы других машин и механизмов, не слышен был человеческий голос, а стеклянно-стальной круг под ногами заметно дрожал. Гоберти опасливо поставил ногу на эту прозрачную вибрирующую поверхность. Стараясь подавить инстинктивный страх, он следовал за быстро и твердо идущими впереди Гуревичем и Лавровым. Человек на кафедре приветствовал их кивком головы в прозрачном шлеме скафандра. Перед человеком на наклонной доске кафедры были небольшие штурвальные колеса, рубильники, кнопки, рычажки. В правом углу доски зеленые лампочки, образуя квадрат, светились спокойным мягким огнем, но одна из средних потухла, а в левом углу, среди квадрата темных лампочек, одна светилась ярким красным светом. Гуревич быстро приблизился к человеку. Неожиданно громко и ясно, перекрывая царивший здесь гул, прозвучали под всеми шлемами его слова: - Что тут случилось, Геннадий Семенович? Что за удар? Человек показал рукой на красную лампочку в левом углу пюпитра: - В пульпоотводной трубе двадцать четвертый насос прекратил работу... Я уже вызвал аварийную команду. Гоберти, стоя позади Лаврова, дотронулся до его рукава. Обернувшись, Лавров увидел его вопросительный взгляд. Гоберти кивнул в сторону человека. Лавров коснулся незаметной кнопки на груди Гоберти и перевел ее на новую позицию. - Говорите свободно, - сказал Лавров. - Я привел в действие усилитель вашего радиотелефона. Что касается этого товарища, то он гидромониторщик. Перед ним пульт управления. Отсюда он дает общее направление проходке, ослабляет или усиливает струю воды в зависимости от твердости грунта, увеличивает или уменьшает дозу георастворителя... Он хотел еще что-то сказать, но в этот момент новый громовой удар неожиданно потряс всю шахту до основания. В следующий момент, сливаясь с оглушительными перекатами эха, раздался неистовый рев прорвавшейся воды. Туча осколков стеклостали, обломков металла, кусков цемента со свистом понеслась во все стороны. Подняв головы, окаменевшие от ужаса люди увидели на большой высоте, под нижней галереей искусственной метаморфизации, гигантскую темно-коричневую дугу воды, устремившуюся из огромного отверстия в ближайшей к лестнице пульпоотводной трубе. Громадная металлическая глыба, вырвавшаяся из трубы, ударила в лестницу, с визгом и скрежетом сорвала целый пролет ее и, пронесясь вместе с ним в воздухе, вертясь, ударяясь о встречные трубы и отскакивая от них, с потрясающим грохотом свалилась на стеклянно-стальное перекрытие дна, недалеко от пульта управления. Перекрытие дрогнуло, но уцелело. Сейчас же сверху обрушился мощный коричневый водопад, заливая стеклянное дно. Все произошло в одно мгновение, с неуловимой быстротой. Гидромониторщик схватился за грудь и упал в липки густой поток, который подхватил его, протащил, перекатывая, под решеткой и начал уносить дальше, к стене. Люди метались по залитому водой стеклянному дну шахты, хватаясь за решетки центральной площадки, бежали, скользя и спотыкаясь, к подножию лестницы. Ослепленный мутными струями стекавшей по шлему воды, Лавров бросился к гидромониторщику. Он схватил его за руку на полдороге к стене, поскользнулся, упал на колено, но поднялся и, задыхаясь, с силой, которую трудно было предположить в нем, перебросил гидромо-ниторщика себе на плечи. Шатаясь, он побрел с ним, уже почти по щиколотку в клокочущей воде, к решетке площадки. Как раз в этот момент, покрывая рев низвергающегося водопада, раздался откуда-то сверху пронзительный, полный отчаяния крик: - Авария! Спасайте Лаврова! Под нижней галереей метаморфизации, мелко семеня ногами по ступенькам лестницы, держа у груди портфель, бежал Березин и что-то кричал. Далеко впереди него, с горящими, почти безумными глазами и бледным, как мел, лицом, летел вниз Красницкий. Он мчался прыжками через пять-шесть ступеней сразу и вдруг, встретив зияющую пропасть на месте сорванного пролета, ни на секунду не останавливаясь, взлетел, словно футбольный мяч, пронесся над провалом, мимо красного рубильника над уцелевшей нижней площадкой. На лету он успел ударить рукой по рубильнику сверху вниз, прижать его к мраморной доске щита управления, протянув одновременно другую руку к перилам площадки у начала следующего пролета лестницы. И сразу замолк оглушительный рев водопада, гигантская струя взбесившейся воды укоротилась и сжалась, словно втянувшись обратно в трубу, затих непрерывный гул гидромониторов под стеклянным кругом на дне, прекратилось чмоканье невидимых насосов, остановилось движение лифтов. Но Красницкому не удалось схватиться за перила. Перелетев через всю площадку, он зацепился ногой за верхнюю ступень лестницы, перевернулся в воздухе и упал головой вниз. В наступившей жуткой тишине, глухо и мягко ударяясь телом о ступени лестницы, он покатился по ней вниз, высоко подпрыгивая, словно туго набитый мешок с ватой. В несколько секунд он пролетел первый пролет, перекатился через следующую площадку и возобновил свой ужасный спуск по второму пролету. - Андрюша!.. - раздался под всеми шлемами крик, полный ужаса и боли. Расталкивая окружающих, задыхаясь и всхлипывая, Гуревич бросился к лифту и, пустив его по аварийной цепи, понесся вверх. Смертельно бледный Лавров, уложивший гидромониторщика на площадку, Гоберти и все другие бросились в следующую кабину и устремились вслед за Гуревичем. - Доктора!.. Доктора!.. Скорее доктора!.. - кричал между тем Гуревич. Герасимов, вызвать врача! Калмыков, примите аварийную гидротехническую команду! Андрюша... родной мой... мальчик мой... Красницкий неподвижно лежал на площадке. Врач уже бежал сверху, нагоняя Березина. На последней, висевшей над пропастью площадке оба вскочили в спускающуюся кабину лифта. Из верхнего люка бежали по лестнице люди с испуганными лицами. По тросам, протянутым вдоль толстых труб, в люльках летели вниз монтеры с инструментами. В тишине замолкнувшей шахты слышались гулкие, перебивающие друг друга крики, возгласы, распоряжения. Через минуту вокруг Красницкого образовалась толпа. Вид его был ужасен. Сквозь уцелевший прозрачный шлем было видно его лицо, залитое кровью. Вокруг губ вскипала кровавая пена. Из груди со свистом вырывалось прерывистое хрипение. Но вот затрепетали веки, приоткрылись глаза, сначала словно мертвые, потом в них мелькнул отблеск сознания. С усилием разжались и искривились губы, чуть слышно, сквозь хрип и свист дыхания, послышались прерывистые слова: - Люди... Лавров... Стоящий на коленях перед ним врач, просунув руку под резиновым воротником скафандра в шлем Красницкого и вытирая ватой кровавую пену с губ, поспешно ответил: - Молчите, молчите... все благополучно... Едва заметная улыбка прошла по губам Красницкого. - Хорошо... - прошептал он и закрыл глаза. Врач поднялся с колен. Окаменевшее лицо его не предвещало ничего хорошего. - Ко мне, в кабинет первой помощи, - произнес он. Красницкого осторожно подняли, положили на появившееся уже возле него кресло-носилки и внесли в кабину лифта. Кабина быстро поползла кверху. В кабинет никого не впустили, кроме двух других врачей, прибежавших из поселка. Вскоре туда привели гидромониторщика. Он шел, пошатываясь, но, видимо, ничего угрожающего жизни с ним не произошло. Лавров стоял, прислонившись к перилам площадки, бледный и молчаливый. Все проходило перед ним словно в тумане. В душе нарастало чувство необъяснимой тревоги, ожидания нового непоправимого несчастья. Шум раскрывшихся вблизи дверей привел его в себя. Возле площадки остановилась другая кабина лифта, в ней были видны два человека и какой-то огромный кусок металла. - Сергей Петрович, посмотрите на этот сектор поршневого круга, который наделал столько бед, - услышал Лавров голос Гуревича. Лавров с трудом отошел от перил и вошел в кабину. - Посмотрите на излом, Сергей Петрович, - сказал Гуревич, снимая с головы, шлем и вытирая платком покрасневшие глаза. Лавров наклонился к металлической глыбе и сейчас же отшатнулся. Его лицо, и без того бледное, казалось побледнело еще больше. - Пустоты... Раковины... - пробормотал он. - Совершенно дефектная деталь. Он заставил себя внимательно рассмотреть излом. Испарина стала покрывать его лоб. Он медленно выпрямился. - Это из поршня насоса? - спросил он Гуревича. - Да, Сергей Петрович, - ответил Гуревич. Минуту Лавров простоял неподвижно, закрыв глаза. Потом, ничего не замечая вокруг, двинулся сквозь расступившуюся толпу к лестнице. - Ирина... Ирина... - беззвучно шептал он, поднимаясь по ступеням. Гуревич печальными глазами проводил Лаврова. Затем, вздохнув и сокрушенно покачав головой, быстро направился вниз, отдавая нужные распоряжения. Началась работа по ликвидации аварии.