Н-ну… может, и нет.
Я решила, что все-таки нет. Это не зло. Это… озорство, только и всего.
Может быть, и сегодня это была такая же озорная шутка Джеки? Может, она заплатила мисс Элизабет, чтобы та наговорила обо мне небылиц? Хотя Джеки клянется, что этого не делала.
Я подумала о гадалке. Представила опять ее серьезное лицо в красных отсветах хрустального шара.
Почему она сказала, что во мне зло? Почему она сказала такое обо мне?
Почему выбрала меня?
Спроси ее, подумала я. Спроси ее об этом, Мэгги.
Пусть она объяснит. И тогда тебе больше не придется ломать над этим голову.
Я остановилась на углу. Мимо пронеслась машина, из ее открытого окна звучала музыка. Я подождала, пропуская ее, потом сделала еще несколько шагов — и остановилась на середине улицы.
До моего дома оставался еще квартал. Ярмарка на набережной была в четырех кварталах в противоположную сторону.
Ну, что же ты? Давай, иди. Сходи на ярмарку, подбадривала я себя. Все выясни и забудь об этом навсегда.
— Хорошо, я пойду, — прошептала я.
Повернулась и направилась к набережной.
Я скажу этой мисс Элизабет, как это было жестоко с ее стороны, решила я. Скажу ей, что она испортила мне день рождения этим гадким розыгрышем.
Мимо проехала еще одна машина, забитая до отказа подростками. Какой-то парень крикнул мне что-то в окно. Не обращая внимания, я шла дальше.
Под уличным фонарем я остановилась посмотреть на часы. До полуночи оставалось совсем немного. Мама, наверное, просто убила бы меня, если бы знала, что я одна брожу по улицам в такое время.
— Что тут такого? Мне уже тринадцать, — произнесла я вслух. — Я уже не ребенок.
Ярмарка, видимо, уже закрывалась. Но я надеялась, что мисс Элизабет еще там. Гнев разгорался во мне все сильнее. Люди ходят на ярмарку, чтобы повеселиться, а не за тем, чтобы их пугали или оскорбляли.
Вдруг налетел сильный ветер, ударил мне в лицо, толкнул назад. Наклонившись вперед, я продолжала идти.
Вот и набережная. Она была почти пустынна. Несколько парочек покидали ярмарку, нагруженные выигранными призами — мягкими игрушками. Билетная касса пустовала. Входные ворота были открыты.
В тот момент, когда я шагнула в них, все огни погасли. Я заморгала в неожиданной темноте.
Под порывом ветра по земле протарахтела пустая жестянка из-под пепси. Она подкатилась к моим ногам, и я перепрыгнула через нее.
Ярмарочная музыка была выключена, но в динамиках что-то потрескивало. И сквозь этот шум слышался мерный плеск волн о берег.
Игровые павильончики заканчивали свою работу. Большинство из них уже стояли темные и пустые. Молодой мужчина, закрывавший деревянными створками переднюю часть будки, заметив меня, вскинул голову.
— Эй, мы закрылись, — крикнул он.
— Я знаю, — крикнула я в ответ. — Я… э-э… ищу тут одного человека.
Пока я шла в конец причала, треск в динамиках усилился. Где-то поблизости раздался низкий вой.
Кто это воет? Животное?
Или ветер в проводах набережной?
Еще в нескольких местах погас свет. Темнота окружила меня. Вдалеке кто-то засмеялся — пронзительным холодным смехом.
Я поежилась. Может, мне не стоило этого делать?
За спиной послышалось шарканье шагов. Я резко обернулась.
Всего лишь бурые сухие листья, которые, шурша, перекатываются по набережной под порывами ветра.
Пустые тележки «американских горок» тускло поблескивали в слабом свете. Я услышала поскрипывание. Рельсы дрожали, будто их кто-то тряс. Наконец впереди показался павильончик гадалки.
Я с трудом сглотнула. Сердце застучало как бешеное.
Я остановилась у входа. Дверь была закрыта. Эта гадалка — она еще там?
Всю дорогу я представляла себе, что скажу мисс Элизабет. Но сейчас все вылетело у меня из головы.
Просто спрошу, почему она мне это сказала, решила я. Просто спрошу — почему?
Я сделала глубокий вдох. Потом обеими руками взялась за ручку двери и потянула ее.
— Есть здесь кто-нибудь? — крикнула я.
Голос мой прозвучал как-то слабо и нерешительно.
— Мисс Элизабет? Вы здесь?
Никто не ответил.
Я шагнула внутрь — и потрясенно ахнула. Один из двух фонарей еще горел на стене палатки, и это был единственный источник света. Второй фонарь, с разбитым стеклом, валялся на боку на полу.
Деревянный стол был перевернут. Одна его ножка сломана.
Рядом лежал один их длинных шелковых шарфов гадалки — порванный и смятый в комок.
От двух деревянных стульев остались только щепки. Постер с изображением ладони кто-то разорвал пополам.