- Почему ты еще здесь, недоразумение? – взревел капитан, но тут же вновь откинулся в кресло и махнул рукой.
- Кто бы ни был этот малый, убери его с моих глаз долой, хочешь в море кинь, хочешь помощником себе на камбуз возьми, только скройтесь ради всех богов севера с глаз моих долой.
Поклонившись ему до пола, кок схватил меня за руку и выволок из каюты.
- Твое счастье, что капитану сегодня дурно и не прознал он, что ты немой. Не то отправил бы на корм рыбам, как пить дать, – ворчал старик, шагая впереди меня по темному коридору. Я молча шла за ним следом, стараясь ни обо что не споткнуться в темноте, и думая, что мне делать дальше. Я ведь и понятия не имела, куда мы плывем. Но расспрашивать непрерывно бормочущего себе под нос ругательства кока, у меня не было никакого желания, и я решила положиться на волю случая. Сбегу с корабля, как только разбойники сделают очередную стоянку, а там уже как-нибудь разберусь.
После долгих блужданий по коридорам и и лестницам, мы, наконец, очутились в длинном жарко натопленном помещении с длинным, дочиста выскобленным столом, заваленным разномастной посудой, у одной стены и большой печью, в которой что-то громко булькало, у другой.
Поставив передо мной миску с источающей странный кислый запах кашей, кок направился к выходу из камбуза, бросив через плечо:
- Ешь, а я принесу тебе кое-какую одежу, раз уж мне тебя в помощники навязали, а то в твоем грязном тряпье, тебя к еде-то подпускать страшно.
Рыжий верзила и его снисходительный тон, которым он напоминал мне дядюшку, очень меня раздражали. На языке так и крутились, готовые сорваться, несколько колких фразочек. Но осознание того, что я нахожусь на корабле разбойников, между прочим прикинувшись немым юношей, а за бортом бушует бескрайнее море, здорово отрезвляло, и засунув характер куда подальше, я принялась за еду.
На вид и на вкус каша была так же отвратительна, как и на запах: недоваренное жесткое пшено с перемолотой сельдью явно не первой свежести и кусками жилистой, почти не поддающейся к пережевыванию солонины. Через силу я запихнула в себя пару ложек, а остаток слила обратно в котел. Лучше уж голодать, чем есть такие помои.
Справляясь с отвращением, я сполоснула за собой миску с кадке с водой, в которой уже болталась грязная посуда - не хотелось, чтобы кок отчитал меня еще за то, что я не убрала тарелку. После этого, я устроилась на жесткой скамье и, пригревшись у пылающей печи, задремала. Однако, спустя, как мне показалось несколько минут, меня бесцеремонно разбудил раздавшийся над ухом громогласный вопль:
- Поднимайся, ленивое отродье, побери тебя демоны!
Открыв глаза, я обнаружила нависшего надо мной кока со зверским выражением на заросшем рыжей клочковатой бородой лице. Догадавшись, что последует за этим рычанием, я хотела было вскочить на ноги, но не успела даже пошевелиться, как ощутила, что мое плечо будто сжали тисками. А в следующее мгновение я уже лежала на деревянном полу камбуза, потирая ушибленный локоть.
- Вставай, бесполезный мешок с костями, - прорычал кок, занося над моей спиной обутую в тяжелый сапог ногу. Я подскочила на месте, в ожидании чудовищного удара, которого, к моему удивлению, не последовало. Вместо этого, меня рывком поставили на ноги и, грубо встряхнув за плечи, сунули в руки, какой-то сверток и втолкнули в комнатушку, дверь в которую я поначалу и не заметила.
- Переодевайся, а вот этого, - он грубо рванул на мне злополучную рубаху, отчего она затрещала и разошлась по шву, - я чтобы больше не видел.
После этого дверь с грохотом захлопнулась.
Оставшись одна, я первым делом заперла дверь на небольшой засов, чтобы моему «покровителю», чего доброго, не пришло в голову заглянуть в самый неподходящий момент. Обеспечив себе хотя бы относительное уединение, я стянула многострадальную рубашку, превратившуюся в лохмотья, и стараясь не касаться нескольких багровых синяков, оставленных на моем предплечье рукой кока. Быстро переодевшись в рубашку из грубой парусины и такие же брюки, я уселась на застеленную мешковиной кровать и глубоко задумалась.
Итак, что мы имеем: я на разбойничьем корабле, за Эосха знает сколько миль от родного дома, из которого меня с позором выставили, и если я каким-то образом и вернусь, то на этот раз меня непременно и наверняка казнят, быть в помощниках кока тоже оказалось дельцем не из простых – синяки на плече отзывались болью при каждой попытке пошевелить конечностью. Одним словом, выход из создавшегося паршивого положения если и был, то вел он прямиком в море, которое было сейчас на удивление спокойным.